вчерашних блужданиях по закулисью, я сразу направилась к телефону, стоявшему на тумбочке. Вероятно, специально для посетителей на стене был прикреплен листок с телефонами: реквизиторский цех, костюмерная, гримерные, причем некоторые гримерные были именные, вероятно, ведущих актеров театра. Еще там были перечислены репетиционный зал, директор, режиссер и т. д. Я набрала нужные цифры в надежде, что директор на месте.

В трубке щелкнуло, зашуршало, и какой-то бесполый голос как бы издалека прошелестел:

— Слушаю.

— Здравствуйте, мне нужен Сергей Нефедов, я стою у служебного входа. Попросите его спуститься.

— Да, минуточку.

Я уже приготовилась к утомительному ожиданию, как услышала торопливые шаги. Нефедов поздоровался со мной и повел через переходы и коридоры в глубь театра.

— Арарат Багдасарович сказал, что вам нужно посмотреть документы. Пойдемте, я провожу вас в кабинет, где вы в тишине сможете это сделать. Если хотите, я представлю вас актерам, и вы поговорите со всеми.

— Нет, сделаем так: вы меня сейчас отведете в зрительный зал, я осмотрю место происшествия. А минут через тридцать вы за мной зайдете. Да, попробуйте раздобыть чертеж, схему всех помещений театра. Потом вы проведете меня по гримеркам, покажете гримерную Лилианы.

— Как скажете. Но там милиция все осматривала, когда это случилось. Они ничего не нашли.

— Ну, милиция — это милиция, а я — это я. Кстати, вы не знаете, там давно убирались?

— Насколько я знаю, уборка лож производится по пятницам, а сегодня у нас четверг. Если хотите, я уточню.

— Да нет, не стоит, спасибо.

Нефедов пожал плечами, и мы молча пошли дальше. Я попыталась запомнить весь путь, кое-что мне показалось знакомым. Мы свернули вправо. Так, теперь тут должна быть лестница. Так и есть. Теперь мы должны пройти по переходу и выйти к зеленой двери. Точно. Все почти правильно. Назад я и сама смогу найти дорогу.

— Спасибо, дальше я сама. Но вы все же зайдите за мной, хорошо?

Я отпустила Нефедова, а сама поднялась по боковой лестнице, ведущей в ложу. Лестница была застлана немного потертой красной ковровой дорожкой. По этим ступеням прошло, наверное, больше миллиона человек, и убийца тоже. Жалко, что лестница не умеет говорить. Ой, чего это я? Точно на меня действует вся эта театральная атмосфера: говорящая лестница, призраки, чушь какая-то. Раньше я за собой такой глупости не замечала. Пора заняться своей физической формой: пробежечки по утрам, тренажерный зал, прыжки, растяжки, удары надо поотрабатывать. Тогда в голове будут только ясные, трезвые мысли.

Дверь в ложу была открыта, свет горел. Я огляделась и попыталась вспомнить, как тут все было в вечер убийства. Так, это кресло стояло ближе к барьеру, а вот это — у стены. А штора была опущена. Ну, чтоб тут убирались, не видно, на ковре пятно крови. Еще не оттирали, а может, и не будут. Сдадут в музей, например, или выбросят. Этому коврику, ветхому от старости, серому от пыли, полушка красная цена, да и то в базарный день.

Ладно, надо работать. Нечего резину тянуть. Я отодвинула кресла, тщательно все осмотрела. Может, что за боковинки подлокотников закатилось. Подняла края коврика, а вместе с ними поднялось густое облачко пыли. В воздухе закувыркалось небольшое пушистое розовое перо, непонятно как попавшее сюда.

Я чихнула раз, другой, да так, что чуть не шлепнулась на пятую точку. Все-таки какая пыльная, в натуральном смысле слова, у меня работа. Я, между прочим, за годы своей частной сыскной деятельности в чем только не рылась, в каких только развалинах не блуждала. А уж мусорки, урны, пепельницы — так это почти традиционное место. Мне уже давно пора вручать почетный знак чистильщика или дворника. Скоро профессиональная болезнь разовьется — аллергия на пыль.

Я снова звонко чихнула, и, как ни странно, чих навел меня на одну интересную мысль. Я вспомнила запах, который почувствовала во время удара по голове. Вот только как определить, откуда он, на что похож? Может, в этом разгадка? Надо будет обдумать этот вариант.

Киря сказал, что нож вытерли о занавеску. Надо внимательно рассмотреть ткань. Ага, точно. Вытерли вот в этом месте. Ну и что мне это дает? Рост убийцы? Ну рост, нормальный рост. Вот если бы ткань вытерли на уровне выше моего роста или совсем у пола, тогда… А что, собственно, тогда? Нет, дело не в этом. Я отодвинула штору и увидела на стене белое пятно. Пудра? Слишком белая, да и многовато для одного лица. Ну, это не улика, след мог оставить кто угодно. Может, сама Жиндарева. На всякий случай я отковыряла со стены кусочек этого вещества, вдруг удастся через Кирю послать его на экспертизу. Но это был скорее акт отчаяния, чем осмысленное действие. Так, для успокоения совести. Я была уверена, что пятно никакого отношения к убийству Жиндаревой не имеет.

Облазив все еще раз сантиметр за сантиметром, я решила прекратить бессмысленные поиски. Никаких улик не было. То ли убийца профессионал, то ли везунчик.

Я как раз вовремя успела подняться с колен, когда в дверь ложи постучались.

— Таня, вы там? — раздался голос Нефедова.

— Да, заходите, — откликнулась я.

Вот ведь, стучится. Смешно… Интересно, он что ожидал здесь увидеть? Еще один труп? Куда ж я денусь с подводной лодки…

— Ну и как? Что-нибудь нашли? Убийца оставил следы?

Я с неприязнью взглянула на этого придурка. Не знаю почему, но он мне с самого начала не понравился. Бегающие глазки за сильными линзами очков, жиденькие волосики, тщательно прилизанные, и какие-то слишком длинные суетливые пальцы. И все выспрашивает, выспрашивает. Это простое любопытство или?..

Стоп, возьми, Татьяна, себя в руки. Тебе теперь везде мерещится подстава. Успокойся.

— Вы знаете, Сергей, в интересах следствия сведения не разглашаются. Так, кажется, принято говорить в милиции. У нас, частных детективов, с этим тоже строго конфиденциально. Не обижайтесь, но пока я ничего не могу сказать. Вы раздобыли мне план театра?

— Да, конечно. Только он, как бы вам сказать, не совсем тот… Ну, это план пожарной эвакуации. Правда, на нем все нанесено и подписано.

Сергей указал на огромный бумажный рулон, зажатый под мышкой.

— Пожарной эвакуации, говорите? Ладно. Показывайте. Пойдемте куда-нибудь, разложим его и рассмотрим.

Мы спустились вниз и зашли в какой-то кабинет, рядом с кабинетом директора. План оказался довольно древним, в самом углу стояла подпись какого-то пожарного начальника и цифры: 20.09.1980. Надеюсь, что в театре с тех пор ничего не перестраивали.

Нефедов мне показал, где что находится, что куда выходит. Интересно, когда это он успел так хорошо выучить внутренности чужого театра? Кое-что я зарисовала для себя, глянула на всякий случай, где расположены аварийные выходы. Их оказалось еще три, на всякий случай я отметила и их. Мало ли, вдруг пригодится.

После этого я попросила Сергея показать мне гримерку Лилианы. К двери-то он меня привел, но ключи не дал.

— Знаете, Арарат Багдасарович просил никого туда не впускать. Сами понимаете, там ее личные вещи, дорогие ему как память. Он хочет хотя бы на время сохранить там все как было. Все-таки погибла любимая, дорогая сердцу женщина. Наверное, ему неприятна мысль, что кто-то будет рыться в ее вещах. Арарат Багдасарович просил подождать вас до завтра. Он сам с вами сюда пойдет.

Интересно, это что, отговорка или причина? Так вот она какая, настоящая мужская любовь. Если, конечно, это не предлог. Ладно, выясним. Что он скрывает там? Это просто сантименты или что-то более серьезное? Хотя кто его знает, у каждого есть свои секреты. Надо ли мне в них вникать, вот это вопрос.

Ну и ладно, у меня сейчас и другие дела есть. Я сделала вид, что вполне согласна с просьбой своего