— Ну заходите, я отвечу на ваши вопросы.

«Вот спасибо», — ехидно подумала я, во второй раз за сегодняшний день входя в коробочку-прихожую и разуваясь. Гурьянов наблюдал за моими действиями со смешанным чувством досады и ехидства, не пытаясь проявить вежливость и помочь мне снять куртку. Ну и ладно, без него обойдусь. Повесив куртку на рожки, прибитые к стене, я прошла на кухню вслед за хозяином квартиры. Сквозь приоткрытую дверь в комнату я увидела спасительную кровать, под которой скрывалась не так давно. Стол Гурьянова до сих пор манил меня неразгаданными и неразведанными тайнами. Все же надо будет выкроить время и продолжить прерванный обыск. Мало ли какие еще бумаги могут храниться в его столе…

Михаил Яковлевич уселся на пошатнувшийся под ним табурет, бесстрашно смахнув собственными джинсами толстый слой пыли. А я, прежде чем приземлиться, машинально провела по сиденью ладонью, которая тут же украсилась пушисто-серым налетом. «Ну да ладно, мои джинсы и не такое выдержат», подумала я и уселась поудобнее. Потом закурила, не спрашивая во второй раз разрешения хозяина, проникновенно посмотрела в глаза бухгалтера и спросила:

— Где вы были сегодня с двух до половины четвертого?

— Я находился в собственной квартире, — с небрежной невозмутимостью ответил Гурьянов, но глаза его странно забегали — взгляд метнулся к потолку, пробежал по пятнам, украшавшим штукатурку, с интересом скользнул по строю немытой посуды, и только потом Михаил Яковлевич взглянул на меня.

— Почему не на работе? — полюбопытствовала я, еле заметно вскинув брови.

— Я закончил работу раньше, чем предполагал, — снисходительно ответил Гурьянов, окинув меня уничтожающим взглядом, словно поражался моей недалекости. — И дел больше не предвиделось.

— Значит, вы были дома? А может ли это кто-либо подтвердить? — Я не могла избавиться от ехидства, сквозившего в вопросе. Странно, при общении с бухгалтером Гурьяновым я автоматически выбирала ироничный тон. Впрочем, он тоже.

— Прошу прощения, но если бы я знал о предстоящем допросе, — отвратительно-ядовитая улыбочка появилась на физиономии Михаила Яковлевича, а его хищный нос заострился, как у Бабки Яги из детских сказок, — я бы обязательно пригласил к себе кучу знакомых. Мне очень жаль, что не могу подтвердить свое алиби.

— А как вы относились к Глебу Денисовичу?

— Абсолютно нормально, он — превосходный руководитель… был. Мне очень жаль, что его убили.

Мне показалось, или в последнем слове Гурьянова прозвучал триумф? Не знаю. К сожалению, в душах людей я читать не могу. А иногда так хотелось бы!

— Вот как? — с преувеличенным интересом протянула я. И без перехода попросила: — Могу я от вас позвонить?

— Конечно… — удивился переключению темы Гурьянов. — Телефон стоит на тумбочке в прихожей.

Странно, что он позволил мне сделать звонок — я бы на его месте все-таки вытурила назойливого «сотрудника милиции» из квартиры. Но… силен в нашем народе страх перед правоохранительными органами и документами, этим органам соответствующими.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я.

Затем я подошла к телефону, сняла трубку, повернувшись спиной к сидящему на кухне Гурьянову, набрала на диске свой собственный домашний номер, заведомо зная, что трубку никто не поднимет, и незаметно открутила мембрану. Михаил Яковлевич с напускным безразличием смотрел за окно, где бушевала осень. Приближающиеся сумерки нагоняли на город мрачноватую волну тумана. Тяжелые тучи сгустились на небе, обещая дождь или снег.

На установку «жучка» у меня ушла от силы минута, за которую я успела произнести вслух пару ничего не значащих фраз, якобы беседуя с тем, кому звонила. И опустила трубку на рычаги. «Жучок» уютно устроился под водруженной на законное место мембраной.

После чего я сочла возможным попрощаться с главным бухгалтером фирмы «Луч» и, спустившись в машину, настроилась на прием волн установленного «жучка». Гурьянов показался мне несколько озабоченным, обеспокоенным. Возможно, сейчас он каким-либо образом раскроет себя? Едва я успела закурить, как в наушнике раздался щелчок, и противный голос Михаила Яковлевича произнес:

— Люда, это я.

— Привет, — откликнулась Маслова, мне так и виделась ее улыбающаяся физиономия. — В чем дело? Ты разобрался?

— Не по телефону, давай встретимся. Знаешь, где «Шелковый конек»?

— Это в Заводском? — уточнила Маслова.

Бухгалтер подтвердил, и Людмила согласилась на встречу. «Сладкая парочка» договорилась увидеться через час, именно столько времени потребуется Масловой, чтобы добраться до нужного места.

«Шелковый конек»… Я как-то слышала это название. Низкопробная забегаловка с минимальными ценами и терпимым обслуживанием, где любили обитать местные алкоголики-интеллигенты. Алкоголиков- неинтеллигентов вполне устраивали лавочки в сквере неподалеку. Ну что же, местечко не фонтан, но работа есть работа.

В «Шелковый конек» ехать пока рано, и я, для успокоения совести и чтобы не терять зря время, опросила соседей Гурьянова. О главбухе отзывались как о неплохом, но занудном и малообщительном человеке. Никто не видел, чтобы он сегодня выходил из квартиры, но и в его присутствии дома никто не был убежден. Михаил Яковлевич, оказывается, ведет себя тихо, музыку на полную катушку не включает, телевизор смотрит с еле слышным звуком. За это соседи его любят, но, к моему несчастью, не следят за его передвижениями.

Ну что ж, отсутствие результата — тоже результат.

Ожидая выхода Гурьянова из дома, я выудила из мешочка волшебные «косточки» и задумчиво бросила их, спросив:

— Верный ли у меня путь?

В этот же момент в подсознании витала другая мысль: «Надо отыскать преступника, но только найти — это полдела, надо еще вывести убийцу и похитителя документов на чистую воду». И результат гадания не заставил себя ждать. Выпало следующее сочетание: 16+26+6, то есть «Ведите себя так, чтобы свое достоинство сохранить, и на разумный компромисс пойти, и быть оцененной по достоинству». Ну что же, побуду умненькой и благоразумненькой, а куда деваться? Предсказания магических двенадцатигранников сбываются всегда. Главное — верная их трактовка. И это самое сложное. Потому что советы неоднозначны, объяснить их непросто.

Так, посоветовавшись с высшими силами, я запаслась терпением и поджидала Гурьянова, который вот-вот должен появиться из подъезда. Интересно, о чем это он с Людмилой Масловой собрался беседовать. И откуда такая срочность — ведь Михаил Яковлевич потребовал встречи сразу после моего визита. Кстати, он тогда выглядел напряженным, это я отметила. И оказался психологически слабее Масловой. Если они с Людмилой подельники — обсудить происходящее им не помешает.

В памяти всплыла фраза Гурьянова: «Ко мне уже приходили из милиции». Значит, Киря или его команда успели снять показания с Михаила Яковлевича. Так, может быть, у них собралось побольше информации, чем у меня? Хотя вряд ли. Я наверняка задавала те же самые вопросы. Тем не менее я решила проверить это предположение, благо время еще есть.

Но звонок Кирьянову меня разочаровал — Владимир знал не больше меня. Его ребята попытались проверить алиби господина бухгалтера, но столкнулись с той же проблемой, что и я. Алиби никто не мог подтвердить, и только со слов самого Михаила Яковлевича было известно, что он сидел дома в момент убийства Шолонского. Но сказать, знаете ли, можно все, что угодно.

Что касается Масловой — на нее Владимир тоже обратил внимание. Но ситуация складывалась подобная гурьяновской — алиби вроде бы и есть, но с другой стороны, его нет. А значит, эти двое по- прежнему под подозрением. У меня. Оказывается, Кирьянов тоже обратил самое пристальное внимание на Гурьянова и Маслову, отвязавшись наконец-то от Кармишина, у которого железное алиби. Александр Николаевич провел весь день в офисе, занимаясь неотложными делами. Его видел весь персонал фирмы