— Хорошо, почему вы откровенничаете со мной?

— Чтобы вы узнали меня и составили верное представление о тех, против кого пытаетесь действовать.

— Что заставляет Станислава, по сути вашу жертву, работать на вас?

— Страх.

Ничего нового, как говорят англичане.

— Для чего вам понадобилась наша встреча?

— Чтобы убедить вас отказаться от дела Шубаровых. Забыть о нем накрепко и навсегда.

— Я не отказываюсь от дел, за которые берусь.

— Это ваш принцип?

— Пожалуй.

— Спасибо. Принципиальность — это стратегическое ограничение, а любая ограниченность, известная противнику, может быть использована им в своих интересах. Вы меня вооружаете. Это во-первых. Во- вторых, поставив себе ограничения, невозможно в полной мере пользоваться обстоятельствами. В-третьих, это излишняя прямолинейность в действиях, неспособность вовремя изменять планы на более выгодные. Я все еще не убедил вас?

«Меняйте планы» — выпало при гадании. Он что, телепат?

— Меняете ли вы свои планы? — спросила я.

— Бывает.

— То есть, если это для вас непринципиально?

— Да.

— Почему бы вам не изменить их в отношении Шубаровых?

— Вы предлагаете мне отказаться от шантажа? Браво! Не нахожу целесообразным. То есть сообразным цели. Как я уже говорил, шантаж в этом случае — не цель, а средство ее достижения.

— Какова же цель?

— Воспитание. Кнут и пряник, знаете ли. В данном деле — кнут.

— Цель благородная, — замечаю я осторожно.

— Да, — согласился он без тени смущения. — А тут вы, досадная помеха.

Ну надо же, я просто помеха, пусть даже и досадная!

— А помехи нужно устранять. — В его голосе ни малейшей угрозы.

— Нехорошими методами?

— Действенными, — медленно поясняет он.

Нехороший у него взгляд. Такой же, как методы.

— И наша беседа?..

— Первый и наименее хлопотный из этих методов.

— И если он не сработает? — интересуюсь я.

— Последуют другие. Но это нежелательно. Для меня было бы оптимальным уйти отсюда в уверенности, что частный детектив Татьяна Иванова не является более помехой в осуществлении наших планов. В уголовной сфере вас уже сейчас попытались бы ликвидировать, хотя реальной угрозой делу вы пока не являетесь. Это примитивно, но действенно.

Не по себе мне слушать его рассуждения. И какая убежденность в своей всесильности! Как будто о котенке — топить, не топить!

— Мне известна сумма вашего гонорара. Хотите получить ее уже сейчас?

Ах, Стасик, продажная твоя душонка, заложил ты и матушку вместе с ее халатиком! Квалифицированно стучишь.

— Заманчиво, скрывать не буду. Но ответить сразу не могу.

— Очень жаль. Спрашивайте дальше.

Не могу понять, какого вопроса он так терпеливо ждет от меня? Хоть бы намекнул.

— Какие гарантии я буду обязана дать в случае моего согласия?

— Никаких. Мы заключим с вами чисто джентльменское соглашение.

Вот так, значит. Как это благородно! Два порядочных человека договариваются, и заурядное мошенничество становится делом чести.

А все-таки, какого рожна он от меня дожидается? Стоп! Где я? В квартире Коврина. Влезла сюда, дверь вскрыла. Что нашла деньги, он знать не может. А их существование свидетельствует о том, что у хозяина квартиры руки в навозе.

— Имеет ли Коврин отношение к шантажу?

Мой собеседник поморщился, опять, мол, за старое, а глаза на миг блеснули радостью. Попала? Если он знает о существовании денег, то вполне может быть их источником. А за что платить Коврину?

— Коврин имел маленькую роль в комбинации и справился с ней как нельзя лучше.

— И в благодарность его едва не отправили на тот свет?

Он вполне мог откреститься от покушения на Коврина. Мало ли от кого можно принять в тело нож. Это иногда случается даже без повода. Мог. Но не стал. Уверенность в себе у него безграничная.

— Коврина никто не собирался убивать.

— Вот как?

— Именно. Уверяю вас. Класс игры высокий, и если бы убивали — убили.

Легкость, с какой он все берет на себя, поразительная. Одно из двух: или считает меня уже чуть ли не союзницей, но это вряд ли, нужна я ему больно, или, что вероятнее, уверен в своей неуязвимости.

— Его ранили сразу после того, как вы принялись за дело, договорившись с Шубаровой. Вам не приходило в голову, что это наглядное предупреждение о тяжелых последствиях необдуманных действий. Предупреждение, предназначенное вам?

Вот как повернул! И ведь было б правдоподобно, если бы не…

— Как-то не совсем по-джентльменски. Самому Коврину-то каково!

— Мораль! — усмехается Джентльмен. — А представьте такой вариант: Коврина отправили на больничную койку с его согласия, заплатив ему ну, скажем, по тысяче в новых деньгах за каждое ранение.

Все. Уел он меня, и моя версия, которой впору было гордиться, за которую я была готова сражаться с Ковриным, вырывая у него признание, летит в тартарары. А под ванной-то ровно та сумма, которую сейчас назвал этот подколодный змей.

— А если учесть, — продолжает он, — что характер ранений обеспечивает полное выздоровление пострадавшего, то с моральной стороны все в полном порядке. Согласны?

Согласна я. Только с Ковриным все-таки побеседую. И сделаю это тайком от Джентльмена. Если такое для меня еще возможно. Все-таки он изложил сейчас вариант. А вариантов в единственном числе не существует.

— Убедил я вас?

— Убедили, правда, не совсем, но, как говорят на Востоке, вы изменили мой мир.

— Уже хорошо.

Он явно подводит итог, закругляется.

— Еще вопрос, можно?

Взгляд внимательный и холодный, но не такой колючий, как вначале. Спрашивать о причинах «воспитания» Станислава глупо. На такие вопросы прямые ответы не дают.

— Вы заинтересовали меня. При каких обстоятельствах мне было бы позволено узнать о вас все?

— Все! — Брови на его неулыбчивом лице приподнялись. — Только непосредственно перед актом вашей ликвидации. И если мы будем принуждены к этому вашими действиями, обещаю, что перед смертью вы узнаете все в полном объеме.

Вид у него даже довольный. Значит, можно сделать вывод, что моя предполагаемая, как он выразился, ликвидация не будет внезапной. Перед «актом» со мною поговорят. Храни меня Бог от таких разговоров!

На этом пресс-конференция закончилась. Этот Джентльмен сообщил мне еще, что в случае моего согласия получить гонорар из его рук мне достаточно будет сказать Станиславу о своей готовности к