Серж быстро доставил меня к дому. Сев за руль, он оказался в своей стихии, пришел в доброе расположение духа и всю недолгую дорогу говорил без умолку. Оставалось только направлять его болтовню в нужное русло, задавая невинные вопросы. Мне так не хватало информации о людях, с которыми меня свела судьба по милости Грома.

Оказалось, действительно работает он водителем, возит шефа, Николая Михайловича, на этой самой машине. А Сашка, тот у Серова вроде ординарца — мальчишка на побегушках, но считает себя, и не без оснований, правой рукой хозяина во всем, что не слишком касается большого бизнеса. Предан Сашка хозяину, как пес. Да и сам Серж не в обиде на шефа. При зарплате в две-три тысячи управляться с одной машиной необременительно.

— Ты-то сколько имеешь? — поинтересовался Серега после того, как сообщил размер своего жалованья.

Я ответила, что как юрисконсульт стою полторы в месяц и загружена полный рабочий день.

— Вот видишь! — посочувствовал он. — Так что мы на Серова не обижаемся.

Рассказал он в двух словах и о бизнесе своего начальника. Николай Михайлович — владелец солидной процветающей фирмы «Литер», занимающейся экспортом-импортом стройматериалов, элитной сантехники и каких-то железок строительного назначения.

— За бугор катается чуть ли не каждый месяц. — Теперь в голосе Сержа явственно прозвучала зависть. — И на днях отбыть собирался, а теперь в растерянности — ехать все-таки или отложить? Еще и поэтому бесится.

— Я думаю, что поводов для расстройства ему и здесь предостаточно.

— О-о! Это так! — весело воскликнул Серж. — Вчера шеф раз пять по междугородке звонил. Крику было! И сегодня с утра уже успел уши прочистить самарским.

Он осекся, как человек сболтнувший лишнего, и уставился на дорогу, но усмешка осталась в уголках его губ. Очень хотелось развить тему, спросить Сержа о начавшейся вчера войне, о противниках, причинах и подробностях их противостояния. Язык чесался. Пришлось, и очень строго, напомнить себе об осторожности. Здоровье пострадавшей — вот единственное, о чем я могла поинтересоваться, не проявляя излишнего любопытства.

— Нормально! — ответил на это Серж. — Женька — славная девчушка. Представляешь, у нее рукав в крови и глаза на мокром месте, а она уже отца успокаивает, ничего, мол, страшного! А с полдороги повернуть заставила — вспомнила о собаке. Что ж, говорит, мы его там оставили? Бросили, как бездомного. Любила она его, — сказал Сергей, как о человеке, проникновенно. — Да, погоди, — повернулся он ко мне. — Она у отца сегодня твой телефон вытребовала. Так что жди, позвонит.

Остановив машину, Сергей всем телом повернулся ко мне и спросил негромко, со здоровым мужским превосходством:

— Ты-то чего боишься, чего дергаешься? А? Юлия! Вроде не при делах совсем, а трепещешь, как виноватая?

— Боюсь, — согласилась я вполне серьезно. — Виноватая, конечно. В том, что влезла не в свое дело.

— Ты Женьке помогла. — Он не понял или сделал вид, что не понимает. — Поддержала ее, из истерики вывела. Ты знаешь — но только строго между нами, ясно? — твой страх Сашку навел на мысль о том, что ты как-то причастна к выстрелу. И они с Серовым это дело обговаривали.

Кивнув Сергею через темное стекло, я мысленно поцеловала его в благодарность за все выболтанное и еще раз — за последнее, прозвучавшее предупреждением.

Необходимости в экстренной связи не было, и для вызова начальства я воспользовалась обычным каналом, что и вчера, — через Ирину Аполлинарьевну.

— Мне снова нужен Андрей! — заявила я капризно, услышав в трубке ее манерное «Ал-ло?».

— Зачем? — пробасила она равнодушно.

— В кассете с Маугли, которую он наконец-то вчера мне вернул, затерт эпизод с Багирой.

— И что? — Это было спрошено с таким произношением, что прекрасно можно было представить, как она прикуривает, прижимая трубку к уху плечом.

— Как — что? — возмутилась я. — Пусть поменяет или исправит как-то!

— Передам! — презрительно снизошла к моей просьбе Ирина Аполлинарьевна и повесила трубку.

Эта старуха наверняка не знает, с какими играми имеет дело. Суров нанял ее скорее всего специально для связи со мной, платит немного, чтобы не вызвать ненужных восторгов, и обязанности Аполлинарьевны элементарные — принять просьбу и передать ее по назначению, когда тот, кому она предназначена, удосужится позвонить.

Теперь главное не опоздать на работу, чтобы Сурову опять не пришлось звонить дважды.

Есть мне не хотелось, только пить. Хотелось чая с молоком из большого фарфорового бокала. Есть у меня такой, с синей каемкой по краю и плоской ручкой в виде широкого, изогнутого золотого лепестка. Красивая и емкая посудина.

Горячий сладкий чай с молоком и бисквит, получившийся образцово, привели меня в доброе и бодрое, особо ценное с утра расположение духа, при котором нетрудно преуменьшить неприятности вчерашнего дня, уверить себя в сегодняшних удачах и предстать перед своим отражением в зеркале во всех отношениях симпатичной оптимисткой.

Гром мне так и не позвонил. Прибыв на работу, я до полудня ни на шаг не отходила от телефона, хватала трубку с первого звонка, но это все были люди, занятые своими заботами, которым я требовалась только в качестве юриста или сочувствующей собеседницы. А когда наши конторские барышни дружным табунком застучали каблуками по коридору, отправляясь к местам полуденной кормежки, улетучились мои последние надежды и стало понятно, что Гром по каким-то своим соображениям счел целесообразным сменить способ связи. Оставалось только ждать, терпеливо и безынициативно. Такое ожидание всегда немного унизительно.

Я уже застегивала куртку, как телефон, молчавший уже не менее двадцати минут, зазвонил опять. Но теперь я не кинулась к нему сломя голову. И правильно сделала. Опять не те. Хотя как сказать.

— Юлия? — пискнула трубка радостным, почти детским голоском. — Здравствуйте! Вы меня узнаете? Я Женя Серова.

Вот уж воистину сильна действительность сюрпризами!

— Здравствуйте! — опомнилась я от короткого замешательства. — Извините, Женечка, за молчание, уж очень неожиданно для меня вы позвонили. Как себя чувствуете?

— Отлично! — Судя по ее восклицанию, в этом можно было не сомневаться. — На руке, по коже, борозда и ожог. И все. Отделалась, как говорится, испугом. Зато теперь имею приблизительное представление, что такое огнестрельная рана. Опыт, Юлия, правда?

— Опыт, — согласилась я без особой радости. — Опыт, которого лучше не иметь.

— Юль… — Она замолчала, посапывая в трубку. Звонила, видно, по мобильному. — Я слышала, папа с вами не очень хорошо говорил сегодня?

— С чего вы взяли, Женечка?

— Он сам сказал.

— Ну, если сам, то возражать не буду. Хотя мне так не показалось. Николай Михайлович был отменно вежлив.

— Мы с папой приглашаем вас в ресторан. Пойдете?

— Н-не знаю, — задумалась я. — Удобно ли?

Женька рассыпалась в уверениях и уговорах, уточнила, что приглашает меня не только она, но и Николай Михайлович, и что он таким образом намеревается исправить впечатление, оставшееся у меня от утренней встречи, и хочет в неформальной обстановке подробно обсудить возможность дополнительного для меня заработка, поскольку действительно считает себя обязанным мне за вчерашнее.

— Подумаешь, деньги в конвертике сунул! — прочирикала возмущенно Женька. — Как барин прислуге за работу. Да-да, я так ему и сказала. Я всегда ему правду в глаза говорю, какая бы она ни была. Ну, пойдете?

Как же я могла отказаться?