– Я лучше у него подожду, – произнесла я тоном преданной любовницы.

– А ты вообще от кого?

– От Игрока, от кого же еще, – ответила я, назвав кличку одного из известных мафиозных авторитетов. А если проще, то главного бандита в городе.

– Ну-ну, – пожал плечами супермен и укатил на своем драндулете.

Я села за руль, и уже через пять минут мы – Саша, Марго и я – мчались в сторону Петровского тракта, в поселок Жасминное. Как сказала расстроенным голосом Марго, на даче теперь долго никто не появится.

У Карла Либена было два внутренних голоса. И они находились в постоянном противоречии. Вот и теперь, после этого страшного происшествия с Алисой, первый голос говорил ему, чтобы он поскорее возвращался домой, в Мюнхен, пока живой. А второй упорно совестил его и напоминал о последней воле отца.

Второй голос одержал вверх. И теперь, не желая общаться с кем бы то ни было в этом ужасном городе, Карл решил купить билет на автобус и наконец-то отправиться в Маркс.

Теперь он в каждом встречном видел представителя мафии, убийцу, преступника, одним словом.

На этот раз автобус подошел вовремя.

Карл разложил свои вещи в багажном отделении, сел на довольно удобное место возле окна и всю дорогу вспоминал дом, Магду с ее чудесными ореховыми булочками, кофе с молоком по утрам. Он даже не вспомнил ни одну из своих многочисленных любовниц – настолько свежа еще была рана. Алиса. Бедная девочка…

И тут он побледнел. Черт, а ведь он забыл отнести в ее контору копии документов, которые она оставила у него в номере. Ну и пусть. Сами виноваты. Не уследили, не уберегли человека…

В Маркс он приехал после обеда. Первым делом нашел гостиницу – отвратительнее и быть не может – и, сняв там номер, оставил в нем вещи. Затем пошел искать племянницу. Он старался не думать о том, что он скажет ей о документах. Просто объяснит все как есть. Больше ему ничего не оставалось.

Было свежо, поскольку недавно прошел дождь.

В центре этого маленького зеленого городка он нашел небольшое кафе. Зашел и заказал блинчики с мясом. Фирменное блюдо, как сказала ему стоящая за стойкой дебелая, с розовым личиком женщина. Наверно, она в день съедает по центнеру этих блинчиков.

Кое-как утолив голод и стараясь не обращать внимания на качество того, что он ел и пил, Карл Либен вышел из кафе и направился куда глаза глядят. Что-то мешало ему остановить прохожего и спросить, где находится улица Фридриха Энгельса.

И вдруг среди идущих ему навстречу лиц он увидел одно, знакомое до боли. Он явно знал этого человека. Высокий, худой, жилистый, с вытянутым лицом, почти лысый, с большими карими навыкате глазами.

– Штраух? – вырвалось у Карла. Он остановился.

Человек вернулся и посмотрел Карлу прямо в глаза.

– Отто? Ты? – Штраух побледнел. Он почувствовал себя просто древним стариком по сравнению с так хорошо сохранившимся Отто Либеном, его давним другом.

– Я Карл, его сын, – ответил, радостно возбуждаясь, Карл, ему было приятно, что за много тысяч километров от дома он наконец-то встретил знакомого человека.

– И давно ты приехал?

– Часа три, не больше.

– Где остановился?

– В гостинице.

– Там клопы и приезжие басурмане. А почему не остановился у Маргариты?

– Да вот… ищу улицу Энгельса.

И они пошли вместе.

Разговор был невеселый: Карл рассказал Мартину о смерти отца.

– Отто был умным человеком. Хорошим. И Марго любил, как маму когда-то.

Штраух привел Карла к дому, где жила Маргарита.

Они долго звонили в дверь. Хотели было уже идти к ней на работу, как из соседней квартиры вышла женщина и сказала, что Марго уже давно уехала в Тарасов.

– Она оставила мне телефон, по которому я должна буду ей позвонить, если вы к ней приедете, – соседка уже поняла, кто перед ней. – Дело в том, что телеграмма, в которой сообщается о вашем приезде в Москву, пришла слишком поздно. И в ней не говорилось о том, когда вы будете в Марксе. А у Марго в Тарасове дела. Я позвоню Герману, это ее друг, а он передаст ей, что вы приехали.

И тут Карл все понял. Ну конечно. Это Гельмут дал Марго телеграмму. Секретарь отца. Он молодец, конечно, но кто же знал, что телеграммы в Россию идут с таким опозданием. Если бы Марго получила ее вовремя, то обязательно приехала бы в Москву, чтобы его встретить, и они сразу же отправились в Маркс. Тогда его не обокрали бы в гостинице.

Но делать нечего. Хорошо, что живым добрался до ее дома.

Соседка хотела дать Карлу ключ, но Штраух настоял на том, чтобы до приезда Маргариты Карл пожил у него.

– Сейчас возьмем твои вещи и пойдем ко мне. Я живу один… Жена давно умерла.

– А дочь? У вас же была дочь.

– О, это отдельная история. Хотя она жива и здорова. Была замужем, и знаешь за кем?… За Ляйфером…

Так, разговаривая, они дошли до гостиницы, взяли вещи и пошли к Штрауху.

– Ну как там, в Германии? – спросил старый фотограф, доставая припрятанную для особых случаев бутылочку коньяку, вареные яйца, копченую рыбу и черный хлеб.

– Что, не кормит вас фотоаппарат? – спросил Карл, подмигивая ему и открывая свою сумку, которая ломилась от деликатесов.

Он знал Штрауха в основном по рассказам отца, из которых выходило, что Мартин – ловелас еще тот.

– На хлеб хватает, – скромно ответил Штраух и разлил коньяк по рюмкам. – А ты чем занимаешься, продолжаешь отцовское дело? У вас там бумажная фабрика, кажется?

Часа через два Штраух включил свет и достал из комода огромную пачку фотографий. Здесь были его родные и просто красивые девушки.

– Да, вы мастер, ничего не скажешь…

– Ты, кстати, говоришь почти без акцента.

– А мы с отцом дома разговаривали на русском. Хотя я в принципе немец. Если бы ты жил в Мюнхене и у тебя была своя мастерская, ты стал бы богатым человеком. Участвовал бы в выставках…

– Да я и так участвовал. Даже первые места занимал. Но что от них проку? Призы какие-то смешные: картины, написанные местными художниками, так, ерунда всякая, видишь, на стенах висят…

Карл осмотрел большую, почти пустую комнату, в которой, кроме аппаратуры, стульев и дивана со столом, ничего не было, и стены, увешанные безвкусными эстампами, репродукциями, чеканками и гравюрами.

– Лучше бы деньги давали, – вздохнул Штраух, подливая себе и гостю коньяка.

– Передай нож, сейчас вскроем сардины и паштет. Это наш, немецкий…

– Ты ж племяннице вез…

– Ничего, и ей достанется. Вот только не представляю я себе нашу встречу. Что, увижу ее и скажу: «Здравствуйте, я ваш дядя»?

– Уверен, что она обрадуется тебе. Разве у нее здесь жизнь? Она актрисой пыталась стать, так не дали. Заели интриги, как я слышал. А она красивая, видная. Да я тебе сейчас ее фотографию покажу.

Мартин переворошил кипу фотографий, разложенных на диване.

– Вот она, смотри! – И он подсунул Карлу снимок, сделанный лет пять тому назад для одной из