идти! Потом вспомнила, что за самим особняком имеются еще какие-то постройки. Может, где-то там?

Первой на моем пути попалась сауна. В ней я Катю не обнаружила. Отправилась дальше. Поиск затруднялся ночной темнотой и тем, что действовать приходилось чрезвычайно осторожно. Что ни говори, а сволочной сторож прав – нажать второй раз на курок Катя может запросто! Судя по тому, что я узнала за сегодняшний день о своей подопечной, натура она непредсказуемая совершенно. Но отчего-то мне ее было жалко. Хотя как можно жалеть убийцу?

Я призналась себе, что на поиск девчонки меня сейчас толкало совершенно другое – моя профессия. И уязвленное самолюбие. Я должна была защищать ее, теперь ситуация повернулась на сто восемьдесят градусов – теперь мне надо защитить находящихся здесь людей от нее. У девочки в руках оружие, появление которого не предусматривалось, пока я несу за нее ответственность. С трех вчерашнего дня до трех уже завтрашнего.

«Села в лужу, – жестко повторяла я себе, – так лазай по кустам и вздрагивай периодически от мысли, что юная психопатка пальнет в тебя из темноты!»

Еще минут двадцать, вслушиваясь в каждый ночной шорох, я вела напрасные поиски. Звать ее не хотела по простой причине – ответом мог стать выстрел из темноты, и тогда территория злополучного дворца обогатилась бы еще одним трупом. Моим собственным.

Я уже окончательно растерялась, как вдруг до моего слуха донеслись глухие всхлипы. Я осторожно шла в сторону новых звуков. Они становились все отчетливей, и теперь уже явственно слышался чей-то тихий плач.

Постепенно в предутреннем сумраке проступил контур собачьей будки. Рядом с ней еще два неясных профиля: здоровенный пес, которого кто-то обнимает за шею. Катя?

«Да кто же еще, черт подери?!»

Неожиданно на меня навалилась усталость одновременно со злостью. Злостью на саму себя. Отчего так, я пока еще не понимала. Некогда было копаться в своих чувствах.

– Катя? – тихонько позвала я, осторожно выглядывая из-за ствола дерева.

При звуке моего голоса пес начал глухо ворчать.

– Кто это? – Голос зареванный, с хрипотцой.

– Катя, это Женя. Мне нужно с тобой поговорить.

– Давай поговорим.

В голосе не чувствовалось истерических ноток. Ну, и слава богу!

– Катя, ты понимаешь, что положение очень серьезное?

– Да, понимаю.

Голос звучал еле слышно. Некоторое время я молчала, потом шагнула вперед:

– Пойдем в дом.

– Нет, – отвечала тень. Пес вновь глухо заворчал. – Я с Филиппом останусь.

– Хорошо, оставайся с Филиппом. Только брось мне пистолет.

– Я его где-то возле дома выронила.

Вздох облегчения вырвался у меня совершенно непроизвольно. Я ей поверила и поставила на предохранитель свой ствол.

«Господи, да зачем я его вообще брала? – неожиданно спросила я себя. – Я же все равно никогда бы не выстрелила в эту зареванную четырнадцатилетнюю девочку! Даже если бы она выпустила в меня всю обойму!»

Что тут скажешь?! Сработал инстинкт – вооруженный противник. Противник? Человек, которого ты должна была охранять! Ребенок. Пусть неуравновешенный, капризный, взбалмошный, но все же ребенок! Охрану которого тебе доверили. И который убил родного отца.

При моем приближении пес заворчал громче, и цепь слегка звякнула.

– Не надо, Филипп, – попросила его Катя. Поразительно, сколько доброты в ее голосе! Той доброты, которой я не слышала до сих пор.

– Катя, расскажи, как все произошло. Почему ты выстрелила?

– Вы думаете, это я папу убила?! Ты... вы все так думаете?! Я папу убила?!

Мой вопрос вызвал взрыв эмоций. Пес среагировал мгновенно – я едва успела отскочить на безопасное расстояние. На мое счастье, цепь оказалась короткой.

Тогда я попробовала подойти иначе:

– Катя, ты девушка уже взрослая и умная. Что мы должны были подумать? Суди сама – я слышу твой вопль, бегу наверх и застаю тебя с пистолетом в руках...

«Зная еще твой неуравновешенный характер и учитывая то, что несколько часов назад ты сама обещала укокошить собственного папашу, в это нетрудно поверить. Пожалуй, это единственное, во что можно было поверить!» – мысленно закончила я свои рассуждения. Но вслух произносить свои мысли не спешила, оставляя ей право додумывать самой.

– Милиция тоже так будет рассуждать? – спросила меня девочка.

Небо из фиолетово-черного превратилось в пепельно-серое. Еще немного – и рассветет. Летом ночи не бывают длинными. В серой мгле еще труднее, чем ночью при лунном свете, прочитать что-либо на лице сидящего на корточках в трех метрах от тебя человека. Но мне показалось, что у Кати сейчас то же не по- детски серьезное настроение, как и тогда, после истерики в бассейне.

Я не ответила на ее вопрос. Просто еще раз попросила:

– Расскажи мне, как все было.

– Я слышала выстрел, побежала в коридор. Смотрю: дверь открыта, он лежит...

Не в силах сдержаться, Катя вновь заплакала. Пес уже не ворчал, а только тихонько скулил. Кажется, он лизнул девочку.

– А как пистолет оказался у тебя?

– Не знаю. Схватила, наверное. Сначала он на полу валялся.

– Где именно? Далеко от... твоего отца?

Во мне появилась слабая надежда.

«Вдруг?.. Черт, а почему бы и нет?!»

Хотя в душе я сразу же отмела такую версию. Опыт подсказывал. Стреляются в висок, в рот. Реже – в сердце. В лоб – не припомню. Разве что отставные военные. Насколько я знаю, Андрей Викторович не из их числа.

«Больше чем уверена, криминалист не обнаружит следов пороховой гари на коже вокруг входной раны», – докончила я свою мысль, уже полностью убежденная в несостоятельности вспыхнувшего подозрения.

– Не помню, по-моему, у двери, – ответила Катя, и версия самоубийства испарилась окончательно.

Небо из серого стало почти белым, и девочку я видела теперь отчетливо. Пес действительно лизал ей щеку, собирая слезы, которые безостановочно лились из Катиных глаз.

К горлу неожиданно подступил комок, и я сама едва не разревелась. Честно признаться, это меня удивило, поскольку такое со мной случается крайне редко.

«К черту все эти охи-ахи! Думай, Женька, спрашивай, пока у тебя есть возможность. Скоро Катю заберут, тогда спросить будет не у кого!»

– Катя, я тебе верю и попытаюсь помочь. – Говоря это, я понимала, что дано обещание, которое придется сдержать. Может быть, тяжелое и даже невыполнимое, но по-другому нельзя. Мне нужно дать надежду этому человечку. Нужно и мне самой, поскольку Катя оказалась в беде отчасти и по моей вине.

«Отчасти?! – влепила я себе мысленную пощечину. – Да исключительно по твоей! Ты должна была стать ее тенью, а не таскаться ночью по саду, размышляя о том, что скоро тебя мужик в свою койку затащит!

Сейчас некогда сопли распускать! – одернула я себя. – Думай!»

– Катя, как быстро ты прибежала на звук выстрела? Сразу?

– Нет, – перестав реветь, мотнула головой девушка, – сначала я растерялась, не знала, что делать! Лежала некоторое время. Затем услышала...

Тут Катя замолчала и уставилась на меня широко открытыми глазами.

Воздух уже приобрел молочную окраску, и лицо девушки было видно отчетливо. Сейчас на нем