Мы подошли к фуршетному столу за закуской, мужики взяли по бутерброду с икрой. Я тоже почувствовала легкий голод и решила съесть тартинку с ветчиной и оливкой. Мы выпили не чокаясь, и, пока я жевала, мой взгляд неотрывно преследовал рюмку Лысенко. Он поставил ее на стол. Тут от Семена поступило предложение махнуть еще по одной.

Они вернулись к стойке, и, воспользовавшись их отлучкой, я быстро открыла сумку и, осторожно взяв рюмку Семена Григорьевича двумя пальцами — за верхний край и за дно, — опустила ее сверху на свои аксессуары. Когда мужики вернулись, я как ни в чем не бывало потягивала вино.

— Ну что, — начал было Степан, — теперь за здоровье, — он поднял рюмку, пытаясь чокнуться со мной.

Но я уже поставила свой фужер, мне не терпелось проверить отпечатки Лысенко.

— Прошу меня извинить, но вынуждена покинуть вас. — Я с сожалением улыбнулась и собралась было оставить моих кавалеров, но Степан мгновенно среагировал на мою реплику:

— Ну что ты, Танюша! В кои-то веки довелось встретиться в непринужденной обстановке, а ты хочешь сбежать. Веселье только начинается! Я тебя прошу, задержись еще хотя бы на полчасика! — Свободной рукой он взял меня за локоть и с мольбой посмотрел мне в глаза.

— Правда, Татьяна Александровна, — поддержал его Котовский-Лысенко, — может, останетесь?

— Ну хорошо… — я подумала, что не стоит корчить из себя деловую особу и, в конце концов, пятнадцать-двадцать минут в данной ситуации погоды не сделают. — Раз вы настаиваете.

— Да, мы настаиваем, — подтвердил Степан, расплывшись в улыбке.

— Тогда, — я снова взяла свой фужер, — давайте выпьем за неутомимых и неподкупных тружеников пера.

— Благодарю вас, мадемуазель! — Степан вытянулся в струнку, продолжая держать рюмку в правой руке, по-гусарски щелкнул каблуками и дурашливо кивнул.

Мы рассмеялись.

— Кстати, — прошептал Степан, наклоняясь к моему уху, — если тебе нужна какая-нибудь помощь, можешь смело обращаться ко мне. У главного редактора областной газеты кое-какие связи имеются.

— Спасибо, Степа, — я решила немного поиронизировать, — если мне понадобится какая-нибудь помощь, я смело обращусь к тебе.

Степан понял шутку и загоготал. Семен как-то незаметно отчалил от нас.

Неофициальная часть презентации подходила к своему апогею. Официантки, одетые в коротенькие платьица с такими же белоснежными передничками, как сорочка бармена, едва успевали убирать порожние фужеры и рюмки и подносить новые закуски. В зале стоял приглушенный гвалт, приглашенные собирались кучками, среди них были люди из администрации, как говорится, отцы города, бизнесмены, люди, имевшие отношение к моде, дамы полусвета, да и просто какие-то подозрительные личности, шнырявшие тут и там.

Из минутной задумчивости меня вывел вопрос Степана:

— А все-таки ты ведь здесь не просто так? — От уголков его глаз побежали многочисленные плутовские морщинки, он хитро улыбался и смотрел на меня, как заговорщик.

— Все мы здесь не просто так, у каждого свои интересы. Теперь мы живем в демократическом обществе, а потому права личности должны цениться у нас превыше всего. Следовательно, эта самая личность может молчать, особенно если ей задают вопросы такие надоедливые типы, как ты. — Я обольстительно улыбнулась, вставляя эту шпильку.

Степан поморщился и после секундной паузы глухо буркнул:

— Ладно тебе, я ж просто так спросил.

В его голосе зазвучала обида, но мне было все равно, что он сейчас думает или чувствует. Поняв, что уйти по-английски с этого вечера мне не удастся, я решила использовать Степана в качестве провожатого, одновременно все-таки желая смягчить эффект, произведенный моей последней, довольно жестко прозвучавшей фразой.

— Степа, мне действительно пора, не будешь ли ты так любезен проводить меня до гардероба? Только тебе я могу доверить столь ответственную миссию. Ведь ты мой старый друг… — И вопросительно взглянула на него.

— Ну, вообще-то не такой уж и старый, — пытался еще каламбурить Степан. — Конечно, я с удовольствием провожу тебя, хотя твой уход большого удовольствия мне не доставит.

— Ну ладно, ты совсем зарапортовался, пошли.

Я властно взяла Степана под руку и потянула к выходу.

В гардеробе он восхищенно брякнул что-то по поводу моего плаща и уже на улице, поцеловав мою руку, как паяц, отвесил глубокий поклон и вновь рассыпался в комплиментах.

Дождь капал на ветровое стекло, оставляя мутные разводы, с которыми усиленно боролись «дворники». С внутренней стороны стекло запотело, и я включила печку, но непрогретый двигатель еще не набрал нужной температуры, и только когда я подъехала к дому, он дошел до кондиции.

Войдя в квартиру, я первым делом сбросила свои парадные тряпки, приняла душ и уже в здравом уме и трезвой памяти села за стол и, аккуратно вынув из сумки рюмку, начала процедуру снятия отпечатков. На рюмке оказался всего один четкий отпечаток среднего пальца, остальные были смазаны, но и этого мне было достаточно, чтобы провести сравнительный анализ. Я достала из конверта квадратик слюды с отпечатком среднего пальца, снятого с хрустальной пепельницы, и совместила его с отпечатком пальца Лысенко…

Моя гипотеза не подтвердилась, даже неспециалист мог бы определить, что это были отпечатки пальцев разных людей.

Значит, не Лысенко.

Это обстоятельство навело меня на мысль о двух подозрительных субъектах, которые мне попались навстречу, когда я поднималась в квартиру Ларионова. Скорее всего из нее-то они и вышли. Значит ли это, что они убили Ларионова? Есть, конечно, вероятность, но… Когда я увидела Ларионова, лежащего на полу, он был мертв уже несколько часов, об этом свидетельствовали запекшаяся кровь и степень трупного окоченения. Маловероятно, что эти типы провели в его квартире три-четыре часа; за час там можно произвести самый тщательный обыск. Но все же их нельзя сбрасывать со счетов, пока я не смогу убедить себя в обратном.

Подводя итоги дня, я отметила, что, кроме этих двоих, у меня нет ни одного подозреваемого в убийстве Ларионова, хотя нельзя сказать, что день прошел впустую.

Большой уверенности, что документы у Лысенко, у меня не было, за это говорили по крайней мере два обстоятельства: странная политика Лысенко по отношению к Синчуговой, выражавшаяся в том, что он отказывался привести доказательства наличия бумаг у него, и второе, заключавшееся в том, что, как я теперь знала, Ларионова убил не он. Да и окажись они действительно у Лысенко, шантажировать он стал бы не Синчугову, а того, кто за эти бумаги мог отвалить солидные деньги.

В общем, простор для размышлений имеется. Однако утро вечера мудренее.

Я решила почитать на сон грядущий и, подойдя к стеллажу, достала «Расколотое „Я“» Лэйнга. После того как я сегодня поприсутствовала на спектакле, в котором одни и те же персонажи были и зрителями, и актерами, было полезно заняться психологическими штудиями, так сказать, от практики перейти к теории.

Я устроилась на своей антикварной кровати и только начала углубляться в содержание книги, как раздался телефонный звонок. Вставать не хотелось, и я положилась на автоответчик, который заговорил голосом Эрика. Я вскочила, метнулась к телефону и, сорвав трубку, услышала свое сердце колотящимся в горле.

Из тягучего сонного забытья меня вывел нетерпеливый звонок в дверь. Быстро набросив халат и по