вами извиниться.

– Вы забыли диктофон, поэтому встреча переносится на завтра?

– Нет, на самом деле я не журналист, а частный детектив.

Кустистые брови Мигалова лишь слегка поднялись от удивления, но благожелательная улыбка с его лица не исчезла.

– Так, – произнес он протяжно, – я могу вас сразу спросить? Вы меня в чем-то подозреваете, или я прохожу как свидетель?

– Скорее, как свидетель, – сказала я.

– Помилуйте, Танечка, я не припомню ни одного преступления, которое бы произошло на моих глазах. – Дмитрий Федорович перевел взгляд на супругу, появившуюся в дверном проеме: – Ниночка, ты это слышала?

– Да, я невольно услышала, что наша гостья, оказывается, частный детектив, – призналась Мигалова, но без ноток раздражения в голосе.

Хозяева были слегка удивлены моему признанию, но не собирались выставлять меня за дверь.

– И уж если быть до конца откровенной, меня зовут не Татьяна, а Полина. А интересуют меня события двухлетней давности.

– Ах вот в чем дело, – бывший директор «Экватора» отвел досадливый взгляд в сторону. – Как вы об этом узнали?

Он еще не сказал ничего конкретного, но я получила подтверждение тому, что этот достаточно крепкий и умный человек не по своей воле ушел на пенсию и лишился всех акций. Его подтолкнули к этому определенные лица, и я знала их имена. Меня интересовали подробности того, как проходила смена власти.

– Вас вынудили отдать «Экватор», не так ли? – ответила я вопросом на вопрос.

Супруги Мигаловы смотрели друг на друга, словно совещались, можно ли мне довериться. Нина Ксенофонтовна еле заметно пожала плечами.

– Как вы узнали номер моего телефона? – спросил Дмитрий Федорович.

– Через Сашу Соколова, он мой одноклассник.

– Понятно, – Мигалов несколько расслабился. – Скажите, Полина, а какие интересы вы преследуете?

– Мне известно, что в настоящее время во главе транспортной компании, которой вы руководили около семи лет, стоят люди недостойные. Их цель вовсе не развитие бизнеса, а личное обогащение. Я не удивлюсь, если они в скором времени все машины продадут, площади сдадут в аренду, а сами будут сидеть на ренте, и то не в Горовске, а на каких-нибудь островах. Вы представляете, сколько человек останется тогда без работы?

– Представляю.

– Этого нельзя допустить. – Я дала понять, что мною движут самые благородные побуждения.

– Признаюсь, я сам с горечью думаю о судьбе «Экватора». До меня доходят кое-какие слухи... Но что я могу? – Мигалов растерянно развел руками.

– Дмитрий Федорович, вы реально можете помочь мне изменить нынешнюю расстановку сил в «Экваторе».

– Вам? Полина, неужели вы действуете самостоятельно, без чьей-либо поддержки? – в голосе бывшего директора было сожаление. Он не верил, что я способна совершить революцию в одиночку. Впрочем, в этом не было его вины. Коммунисты, которым он симпатизировал, развенчали роль личности в истории. Я не собиралась вступать в идеологическую борьбу, а пошла на компромисс.

– Нет, конечно же, у меня есть группа поддержки, и мы все надеемся на вас. Нам будет значительно проще справиться с поставленной задачей, если мы будем знать, как вас заставили уйти в отставку. С негодяями надо разбираться их же методами. Дмитрий Федорович, вы с этим согласны?

– Зачем вам мое согласие? Я уже свое отвоевал, не хочу больше подставлять родных и близких.

– Да, нам одного раза хватило, – вторила ему жена. – Хорошо, что все обошлось.

– У вас нашли уязвимое место, и вы сдались, – догадалась я. – Дмитрий Федорович, а вы никогда не думали о том, что безнаказанность для преступников – это такой же стимул, как героин для наркоманов или овации для артистов?

Вместо Мигалова подала голос его жена:

– Полиночка, скажите, у вас есть дети?

– Нет.

– А вот у нас двое детей, трое внуков. Мы...

– Нина, а ведь Полина права. У нас все обошлось, и мы успокоились. А ты помнишь, что случилось с Душечкиными?

– Как уж это забудешь, – вздохнула Нина Ксенофонтовна и присела на стул рядом с мужем.

– Нина, мы тогда промолчали, потому что не хотели, чтобы люди узнали правду о нашем внуке. Но вот теперь, когда он вылечился, уже не так стыдно говорить об этом, правда?

– Да, наверное, – согласилась Мигалова. – Дима, если ты готов все рассказать, то я не против. Мне кажется, Полиночке можно доверять.

– Хорошо, я все вам расскажу, – согласился Дмитрий Федорович, и я поняла, что такое решение далось ему нелегко. – Около двух с половиной лет назад выяснилось, что наш внук, студент, употребляет наркотики. Мы положили его в наркологическую клинику в областном центре. Разумеется, мы не афишировали это обстоятельство. Лечение проходило анонимно. И вот однажды раздался звонок – незнакомый мужской голос сказал, что мне следует написать заявление об увольнении, а все акции «Экватора» слить, он именно так и сказал – «слить», инвестиционному фонду «Гор-ЛТД» по номинальной цене. Затем тот человек назвал, в какой палате лежит наш внук и кто его лечащий врач.

– Это все?

– Нет. Помолчав, он добавил, если я не выполню эти требования, то медсестра ошибется с дозой и вместо терапевтической даст ему критическую. Ну и под конец он спросил, смогу ли я жить спокойно, зная, что мое упрямство стоило внуку жизни. – Выдержав паузу, Дмитрий Федорович подвел итог: – Теперь, Полина, вы знаете, какая дилемма встала передо мной. Я выбрал жизнь и здоровье внука, о чем не жалею.

– Скажите, а вам не приходило в голову, что это блеф?

– Я много тогда чего передумал. Сашкина жизнь была в чужих руках, а исключить полностью самодеятельность медперсонала мы не могли. Те люди действительно были способны подкупить медсестру из любого отделения. Да, «Экватор» я потерял, но, в конце концов, пенсию я заработал...

– Скажите, Дмитрий Федорович, а сколько у вас было акций? Я имею в виду в процентном соотношении.

– У меня было двадцать семь процентов.

– Похоже, эти люди еще кого-то вынудили расстаться с акциями.

– Душечкина, моего заместителя, и Уварову, главного бухгалтера. Я не знаю, какое именно воздействие было оказано на них, но так или иначе они «слили» свои акции в тот же инвестиционный фонд, а потом уволились по собственному желанию.

– А я могу с ними поговорить?

– Увы, Душечкин вскоре умер от инфаркта, а Уварова уехала из Горовска. Куда, неизвестно.

– Но у них, наверное, есть здесь родственники? – не сдавалась я.

– У Андрея Ивановича осталась дочь Катерина. Что касается Уваровых, то они всей семьей уехали.

– Я хотела бы встретиться с Катериной.

– Уж не знаю, захочет ли она с вами встретиться или нет, – подала голос Нина Ксенофонтовна. – Нелюдимая она стала. Я как-то столкнулась с Катенькой на улице, а она даже разговаривать со мной не захотела. Посмотрела я на нее и поняла – бедствует девочка. Это по ее одежде заметно. А вот помощи ни от кого не принимает. Моя старшая внучка хотела ей помочь, они ведь раньше дружили, но Катенька отказалась. То ли обиду на нас всех держит, то ли гордая слишком...

– Я попробую найти к ней подход. Вы мне только телефон ее дайте или домашний адрес, – попросила я.