И тем не менее на острове можно было выжить и обрести убежище. На равнинах, на плоскогорьях, в ущельях и на склонах холмов, обращенных к морю, в изобилии росла трава, а в светлые летние месяцы поселенцы выгоняли овец на хейди, высокогорные пастбища. Между горами и морем рос березняк и кустарник. К осени вызревали ковры разноцветных ягод: голубика, черника, брусника. Кроме того, во времена первопоселенцев, когда климат был мягче, на землях, пригодных для пахоты, сеяли хлеб. На берега выбрасывало много прибойного леса. Озера и реки кишели форелью и лососем, в окрестных морях ходили огромные косяки рыбы, водились тюлени и киты, на островах и прибрежных утесах гнездились бесчисленные стаи морских птиц. Добыча сама шла в руки охотников: то был край непуганых птиц и зверей, незнакомых с повадками человека.

Приблизительно к 930 г. все земли в Исландии, пригодные для жизни, оказались заняты. Основную часть поселенцев составляли выходцы из юго-западных областей Норвегии – из Согна, Хёрдаланда и Рогаланда, с родины викингов. Многие приплыли из самой Норвегии, другие – кружным путем через Шотландию, Оркнейские и Шетландские острова, некоторые – через Ирландию или Фарерские острова. Норвежцы принесли в Исландию свой язык, законы, религию и жизненный уклад. Некоторые из первопоселенцев, до того побывавшие в западных заморских колониях, были христианами, причем довольно набожными, что дало возможность их потомкам, принявшим христианство, рассказывать о своих предках поучительные истории. (Примером может служить история Ауд Мудрой, которая велела воздвигнуть кресты на холмах Кроссхолара подле Хвамма в Хваммсфьорде и ходила туда молиться, а после смерти была похоронена на просоленном, заливаемом приливом берегу, ибо не желала покоиться в неосвященной земле, как ее соседи-язычники. Однако не все проявляли подобное благочестие. Хельги Тощий, к примеру, «веровал в Христа, но перед тем, как выходить в море, а также в любую трудную минуту и во всех случаях, которые казались ему важными, приносил клятвы Тору»[133].

Но в большинстве своем первопоселенцы поклонялись богам северного пантеона, и среди них тоже попадались люди, ревностно исповедовавшие свою веру. (В качестве примера можно привести рассказ о Торольве Бородаче с Мостра, который якобы так почитал священное место – гору Хельгафелль (Святая гора), что не позволял причинять там никакого зла ни человеку, ни зверю, а также не позволял никому глядеть в сторону горы, не омыв лица.) К своим соседям-христианам язычники относились вполне терпимо, на чье-либо желание исповедовать христианство смотрели сквозь пальцы, «ибо она (христианская вера) редко приживалась у кого бы то ни было в роду, и часто случалось, что сыновья христиан основывали капища и совершали жертвоприношения; и вся страна оставалась языческой еще много лет».

В «Книге о взятии земли» упомянуты имена примерно четырех сотен поселенцев. Мнения исследователей относительно того, какой процент среди них составляли кельты, расходятся, но, вероятно, мы не слишком погрешим против истины, предположив, что примерно каждый седьмой имел примесь кельтской крови (чаще всего незначительную). Кроме того, у многих исландцев были рабы и наложницы кельтского происхождения (и иногда довольно высокого рода). Вопрос о значимости кельтского (что, как правило, означает ирландского) влияния на историю и культуру Исландии и по сей день остается излюбленной темой долгих и бесплодных дискуссий в кругах историков, этнографов и литературоведов. Но даже самые ревностные приверженцы «кельтских теорий» не могут не согласиться с тем, что колонизация Исландии всецело является заслугой викингов, хотя трудно устоять перед искушением объявить, что многие отличия исландской культуры от норвежской (и в первую очередь расцвет исландской литературной традиции) обусловлены именно ирландским влиянием.

Итак, как мы уже говорили, все земли в Исландии, пригодные для поселения, были заняты примерно к 930 г., по авторитетному свидетельству Ари Мудрого, первого из исландских историков. Колонизации Исландии немало способствовала общая ситуация, сложившаяся около 900 г. Во многих странах экспансия викингов была остановлена: норманны потерпели поражение в Бретани и при Лёвене, были вынуждены, сложив оружие, уйти из Уэссекса и Мерсии, покинуть Дублин, Англси и Гебридские острова, они остались без предводителей в Шотландии и на Оркнейских островах и уже не могли беспрепятственно грабить любое приглянувшееся побережье. С другой стороны, на родине в Норвегии викингам теперь противостояла новая сила: конунг Харальд Прекрасноволосый, объединивший королевство под своей рукой. Исландские источники XII и XIII вв. единогласно утверждают, что Исландия была заселена «из-за той тирании, которую установил (в Норвегии) конунг Харальд» после победы при Хаврсфьорде, и подробно описывают случившееся в прозе и стихах[134]. Но мы вряд ли ошибемся, добавив, что и обычные причины – нехватка земель, рост народонаселения, жажда приключений и славы, надежда на удачную торговлю или легкую добычу – также сыграли при колонизации Исландии немаловажную роль.

Карта 12. Исландия

Харальд Прекрасноволосый, очевидно, проявлял значительный интерес к освоению Исландии и даже пытался как-то регулировать переселение, желая в определенной степени сохранить свою власть и влияние в новооткрытой стране. Ари Мудрый утверждает, что конунг ввел особую пошлину, которую должен был заплатить всякий, кто собирался отправиться в Исландию со своими домочадцами. «Книга о взятии земли» сообщает, что, стремясь помешать поселенцам брать себе слишком большие наделы земли и для того, чтобы предотвратить ссоры из-за земельных угодий, Харальд объявил, что никто не должен брать себе больше земли, чем может обойти вместе со своими людьми за один день, держа в руке факел. В двух версиях «Книги о взятии земли» – в «Книге Стурлы» и «Книге Торда» – содержится, кроме того, любопытная история о датчанине Уни сыне Гардара, первооткрывателя Исландии, который якобы отправился в Исландию по повелению Харальда Прекрасноволосого, дабы сделать весь остров своим (или королевским) владением. Трудно сказать, правда ли это; но как бы то ни было, норвежские конунги продолжали оказывать Исландии и исландцам снисходительное покровительство, одновременно ревнивым взглядом следя за тем, что там происходит. Это продолжалось несколько веков – до полного подчинения острова норвежской короне при Хаконе Хаконарсоне в 1262–1264 гг.

Сведения о поселенцах и занимаемых ими землях представлены в исландских источниках с удивительной подробностью. Разумеется, не все эти сведения верны, но в целом перед нами предстает достаточно убедительная картина заселения Исландии. Находчивые и отважные мореплаватели пересекают северные моря на крепких, привычных к морским плаваниям кораблях, подходят к острову и высаживаются на берег, исследуют безлюдное побережье и его окрестности, оценивают их привлекательность с точки зрения ведения хозяйства, а затем самовластно присваивают приглянувшуюся землю по праву первооткрывателей, наделяют дворами и земельными наделами своих верных сподвижников и начинают жить, не признавая над собой ничьей власти и полагая равными себе лишь немногих других предводителей поселенцев.

Рис. 41. Исландский хутор начала XI в. Гьяскогар, Тьорсардалур.

В доме четыре помещения: 15-метровый зал с очагом в центре, вдоль стен которого располагались ложа; жилая комната со скамьями и очагом; столовая с неким подобием большого чана для молока и скира, вкопанным в пол; и уборная с прорытым вдоль стены стоком и отверстием в дальней стене

Некоторые из них, по свидетельству источников, основывали капища, где поклонялись своим богам, чаще всего Тору, иногда Фрейру, реже – Ньёрду, Бальдру и Тюру. Приверженцев культа Одина было немного, хотя во втором поколении Одина почитал своим небесным патроном один из самых выдающихся людей Исландии, Эгиль сын Скаллагрима. Сохранилось подробное описание святилища (существование которого тем не менее пока не подтверждено раскопками), построенного Торольвом Бородачом с Мостра в Хофстадире в Брейдафьорде[135].

К сожалению, археологические раскопки, проводившиеся в Исландии в тех местах, где, согласно сагам, располагались большие капища, не дали никаких результатов. Почти все (если не сказать, все до единого) свидетельства существования таких святилищ, полученные при раскопках, больше говорят об энтузиазме