похоже, чтобы во времена, когда писалась «Песнь о Риге», к какому-либо из типов относились с предубеждением или враждебностью. Харальд Прекрасноволосый стал первым конунгом всей Норвегии; его отцом был Хальвдан Черный (svarti), и оба его сына также носили имя Хальвдан: у одного было прозвище Белый (hwiti), у другого, как и у его деда, – Черный. В «Саге об Эгиле» говорится, что один из сыновей Квельдульва, Торольв, был высок и хорош собой, как родичи его матери, а другой, Грим, походил на отца, темноволосого и некрасивого. Та же ситуация повторяется с сыновьями Грима, Торольвом и Эгилем, родившимися в Исландии. Торольв во всем походил на своего дядю – был высок, хорош собой и весел; Эгиль же был темноволос, еще некрасивее, чем его отец, говорил складно, но отличался необузданным нравом. Эгиль стал величайшим из скальдов, и во многих источниках описываются с почтением его широкое лицо, крупный нос, тяжелые подбородок и скулы и суровый вид. Старшего сына Эгиля звали Торстейн Белый. Эти «цветовые» прозвища, так же как и другие – Высокий, Толстый, Тощий, Лысый, – просто описания внешности; в них нет ничего оскорбительного. В свое время много говорилось о разнице в темпераментах людей «светловолосого» и «темноволосого» типа. Нас пытаются убедить, что «длинноголовые» по природе своей изобретатели и авантюристы; они тверды и проявляют в критических ситуациях недюжинную стойкость, при этом умеют повелевать другими и держать себя в руках. Такие люди смотрят на окружающий мир трезво, но не теряют оптимизма и способны получать от жизни удовольствие. «Круглоголовые», в противоположность им, – консервативны и не верят ни себе, ни другим; эти увлекающиеся натуры способны отдаться с жаром политической борьбе, любви или религиозному служению, но легко впадают в отчаяние. В душе их, как отблески лунного света на воде или как гнилушки в темном лесу (выбирайте образ в зависимости от формы вашей собственной головы), мерцают искры музыкальной или поэтической одаренности. Классификация эта весьма наглядна, но (если нам любезно позволят признать, что встречаются и исключения) совершенно бесполезна. В наше время высоких, голубоглазых скандинавов с удлиненным черепом больше всего в Швеции и меньше всего – в Дании; эти данные можно трактовать в том числе как свидетельство того, насколько тесны и долговременны были связи шведов и данов с другими народностями Европы. В целом же у народа, получившего в наследство практическую сметку и вдохновенную мечтательность, жажду знания и горячность чувств, отвагу, стойкость и умение принимать будущее, не забывая о прошлом, едва ли есть повод жаловаться. Скандинавам повезло: плодоносные чужеземные черенки были привиты к крепкому древнему корню и закалились в суровых испытаниях, столь же благотворных для них, сколь и нескончаемых. Представьте себе бескрайние, продуваемые всеми ветрами пустоши Ютландии, непроходимые глухие леса центральной Швеции, застывшие среди безбрежного моря островки Ботнического архипелага, дикие горы Киля, промерзшую, бесприютную северную тундру, бесчисленные острова, фьорды и рифы у западного норвежского побережья; добавьте к этому огромные расстояния, холод и долгие темные зимы, а заодно – неистребимую мечту о власти и величии, которая созидала, пересоздавала и повергала в прах северные королевства задолго до эпохи викингов и много столетий после нее, и вы поймете, что Скандинавия не то место, где родятся люди немощные и слабые духом. Исландец Сэмунд Мудрый поведал, что в 1047 г., в очень суровую зиму, волки пришли по льду из Норвегии в Данию. Шесть столетий спустя уже не волки, а люди пересекли замерзший пролив и разрушили Копенгаген. Но скандинавы стойки и выносливы: они пережили морозы, не испугались волков и выдержали все то, что им довелось претерпеть друг от друга и от самих себя.
Возвращаясь к нашей теме, в свете сказанного «скандинавское единство», о котором мы говорили в начале главы, представляется некоей фикцией. Но география и антропология – это еще не все. Во многих других отношениях даны, шведы и норвежцы были очень близки. Они говорили на одном языке, исповедовали одну религию, соблюдали одни законы и имели сходные общественные институты. У них были общие культура и искусство, героические песни и исторические предания.
Существование единого языка убедительно доказывается сравнительным изучением современных скандинавских языков. Вессен пишет:
«По сей день между северными языками прослеживается очевидное сходство: это касается и диалектов, и литературного языка. Обратившись к изучению письменных источников и сохранившихся форм разговорной речи, мы обнаружим, что чем дальше мы углубляемся в прошлое, тем более похожими становятся языки. В конце концов они перестают отличаться совсем: остается древнескандинавский язык, родной язык всех северян, на котором говорили повсюду в Скандинавии вплоть до эпохи викингов».
На рисунке в центре этого шведского изделия изображен человек (только голова) на рогатом коне и большая птица. Вокруг выбита надпись, идущая от центра влево, до застежки; еще одна группа букв располагается в верхней левой четверти
Доказательством того, что во всей Скандинавии в древности использовался один язык, служат древнейшие рунические надписи: на наконечниках копий из Эвре Стабю (Норвегия) и Моса (Готланд); на ножнах, пряжке, гребне и оковке ведра из Вимосе (Фюн); на умбоне щита и наконечнике ножен из Торсберга (Шлезвиг). Все они относятся к 200–300 гг. Первые надписи на мемориальных камнях (bautasteinn) датируются IV в.; самая древняя из них найдена в Эйнанге в Валдресе (Норвегия). Эти надписи являются бесценным источником сведений о древнескандинавском языке. Они поражают воображение и порой ставят в тупик. На наконечнике из Эвре Стабю начертано одно слово raunija(R) – «испытывающий»; на фибуле из захоронения высокородной женщины в Химлингёйе (Зеландия) сохранилось имя WiduhudaR, вероятно, хозяйки; надпись на эйнангском камне гласит «DagaR paR runo faihido» – «Я (Даг) резал эти руны»; на камне из Мёйебро в Упплёнде (Швеция) над изображением воина на коне и двух собак написано «FrawaradaR ana hahai slaginaR» – «Фраварад на коне убит» или «Фраварад (лежит здесь). Ани одноглазый убит». На наконечнике ножен из Торсберга увековечены имена человека и меча: «OwlpupewaR ni wajemariR* – «Ультер: пусть Марр (меч) не щадит никого», а замечательный золотой рог из Галлехуса на юге Ютландии, ныне утраченный, хранил имя мастера: «ек hlewagastiR holtijaR (holtingaR) noma tawido» – «Я, Хлевагаст (Хлегест) из Хольта род сделал». В рунических надписях, сделанных несколькими столетиями позднее, в VIII, IX, X вв., прослеживается столь же убедительное сходство. Люди, вырезавшие руны на мемориальных камнях в Эггьюме в Норвегии (700–800 гг.), Главендрупе на Фюне в Дании (900–925 гг.) и Реке в Эстеръётланде в Швеции (900 г.), работали в одном стиле и использовали один язык, невзирая на то что эти надписи сделаны в разное время и отражают разные этапы развития первоначального древнескандинавского языка.
В эпоху викингов северные народы продолжали говорить практически на одном языке. Западноскандинавский диалект, который использовался в Норвегии (в западной ее части), Исландии и других краях, куда приплыли выходцы из этой земли, и восточноскандинавский, на котором говорили даны и шведы, более-менее сформировались к 1000 г. Далее они начали расходиться – как диалекты, а потом как отдельные языки, впоследствии и развитие каждого из них шло своим путем. Dons k tunga, поггагп tunga, noment mal стал достоянием овеянного легендами прошлого. Однако значение этого «языка данов», или «северного языка», не исчерпывается тем, что он был понятен всем скандинавам, что давало возможность жителям разных областей и тем, кто оказывался далеко за пределами родных земель, общаться друг с другом. Язык – отражение повседневной жизни. В нем находят выражение чувства, он служит инструментом для писателей и историков, законоведов и священнослужителей; на нем люди говорят о своих обычных заботах – о пахоте и морских скитаниях, о войне, торговле, охоте и домашних хлопотах, рождении и смерти, обо всем, что наполняет их жизнь от зимы до зимы. И здесь важно заметить, что «северный язык» был в ходу только на определенной, достаточно небольшой территории, начинавшейся за Эйд ером и заканчивавшейся там, где кончались норманнские земли. «Язык данов» имел мало общего с наречиями соседствовавших со скандинавами народов, будь то саамы, финны или славяне; и даже от германских языков их южных соседей отличался весьма сильно.
Из этих камней, зарисованных Оле Вормом в 1640-х гг., до нас дошли только № 1, 2 и 4 (найдены в Лунде). № 1 и 2 – мемориальные камни по братьям, на № 4 изображена, вероятно, великанша Хюррокин верхом на волке, поводьями ей служат змеи
Историческая закономерность или прихоть географии привели к тому, что на нем заговорили в Исландии, Гренландии и на островах Атлантики. Он звучал в устах торговцев, воинов и
