коньяка:

— Видал? Два дня — ни капли, чтобы не с пустыми руками! Врубаешься?

Да, для Гуся это был подвиг неслыханной самоотверженности. В дни их последней встречи он пил все, что горит. Что не горит — тоже.

История его падения была вполне заурядной, удручающе банальной. Жил-был рядовой советский инженер, ну, не совсем рядовой, а подающий большие надежды. Была у него любимая живая работа, красавица жена и двое чудных ребятишек. И все это ухнуло в тартарары, когда выяснилось, что все его достоинства заключены исключительно в длинных, хорошо сформированных ножках его драгоценной супруги, каковые она неоднократно и весьма охотно предоставляла в распоряжение вышестоящих и руководящих… На свою беду нынешний Гусь — а по тем временам Пал Палыч Гуселетов — в один прекрасный момент очутился в кабинете одного из этих руководящих, причем в то самое время, когда его любезная находилась, так сказать, при исполнении своего интимного долга…

Рассказывать о том, что устроил этот крупный мужчина в кабинете «друга семьи», вряд ли особенно необходимо. Хорошо, что располагался кабинет, как и положено, в бельэтаже, так что дело закончилось набором сильных ушибов и психологическим шоком. Для потерпевшего. Гуселетов же сломал себе жизнь. Будучи по натуре человеком порядочным, жилье он оставил семье. С работы выперли тихой сапой. А где еще найти утешение убитому горем рассейскому мужику, прочно засевшему под тонким слоем культурного грима в каждом из нас, как не на дне граненого стакана? А переход со дна стаканного на дно социальное — дело верное, хотя и не на все «сто».

Его дважды привлекали за бродяжничество, и оба раза судьба сводила его с Артёмом. Криминала за ним действительно не наблюдалось, а кроме того, его взгляды на жизнь были весьма занимательны, так что вместе они провели времени больше, чем многие из закадычных друзей.

— Ладно, — сказал, подумав, Артём. — Даю тебе сорок минут, — и ногой отодвинул дверь вместе с Никиткой.

— Ты мне только сорок секунд предоставь, — пробурчал Гусь, входя, — потом умолять будешь, чтоб остался.

Никитка разочарованно смотрел им вслед, он крепко подозревал, что задушевной беседы с «шерлоком холмсом» сегодня ему не видать. Но его бурная грусть тут же испарилась, стоило Артёму подбросить в воздух пачку «LM».

— Неважно живешь, лейтенант, — говорил между тем господин Гусь, водружая коньяк на журнальный столик. — Не многого ты добился в мое отсутствие.

Артём выставил два толстодонных чешских стакана и коньячную рюмку. Повздыхав, распечатал икру и огурцы, нарезал колбасу и хлеб…

— Мне тоже рюмку давай, — сказал Гусь. — Хочу быть в форме.

— Ты что? Всерьез думаешь, будто я твое пойло глотать стану? — огрызнулся Артём и налил себе пива.

Бомж медленно потянул рюмку ко рту, с вожделением вдыхая ароматы дубовой древесины, истово, словно причащаясь, выцедил коньяк до капли.

— Потому и живешь ты паршиво, лейтенант, что зажрался, — промурлыкал он, блаженно откидываясь на спинку кресла. Артём невольно отметил про себя, что накидушку придется выбросить: кто его знает, какие бациллы свили гнездо в одежде бродяги? — Ты ведь не ловчишь, не воруешь. Тебе, как честному работяге, надо жидким чайком глотку споласкивать. А ты дармовым коньяком брезгуешь.

Артём, следуя примеру собутыльника, медленно, маленькими глотками выдул стакан пива и принялся намазывать икрой полупрозрачный лепесток «бородинского».

— Закусывай, — сказал он Гусю. — И выкладывай, зачем тебя сюда занесло.

— Сначала дело, — ответил Гусь, — со жратвой успеется. Я промышляю «пушниной». Вчера рыскал в торговом центре и услыхал прелюбопытнейший разговор. На твое счастье, лейтенант, с добычей намедни было негусто, так что был я свеж и трезвёхонек на загляденье.

— Собеседников знаешь? — спросил Артём, запивая бутерброд изрядной дозой темного бархатистого пива. Пиво было относительно холодным, потому что киоск располагал вместительным холодильником.

— Одного знаю, — сказал Гусь, бережно извлекая из красной бумажной пачки длинный, хорошо сохранившийся окурок. — Угости огоньком ценного информатора.

Артём чиркнул зажигалкой.

— Ты помнишь Штокмана? — сказал Гусь после долгой, глубочайшей затяжки. — Второго не знаю, но понимаю так, что это кто-нибудь из приятелей твоего нынешнего клиента: здоровый такой лосина с «пушкой» под пиджаком.

— О чем речь вели? — насторожился Артём. При ведении дел Штокман разборчивостью не отличался. Нынче они играли в одни ворота, но кто его знает, что у него на уме?!

— О чем? — ухмыльнулся Гусь. — Да ни о чем. Обычные иудины штучки. Сломок любопытствовал насчет того, сможешь ли ты вытащить клиента. Между прочим, отзывался о тебе весьма уважительно. Штокман тоже, но утверждал, что даже тебе ничего не светит, потому что дело с явным инфернальным оттенком.

— С каким?

— Ну, с дьявольским, чтоб тебе понятнее было. При этом ссылался на мнение Эдуарда.

— Ясно, — сказал Артём, а про себя тихонько удивился интуиции хронического капитана. — И что?

Гуселетов довольно прижмурился, наслаждаясь ядовитой крепостью «Примы».

— А ты меня впускать не хотел, — попенял он в ответ. — С лестницы спустить собирался.

— Замнем, — предложил Артём.

— Сперва извинись.

— Пока не за что. Изыскания Штокмана меня занимают в очень незначительной степени.

— Ладно, — сказал Гуселетов. — Возможно, тебе будет интересно узнать, что он затевает у тебя за спиной, но это не главное.

Артём смотрел тяжело, исподлобья, хруст маринованного огурчика показался посетителю хрустом зубов. Не исключено, что и его собственных, в перспективе. Гусь быстро наполнил коньяком рюмку и опрокинул ее в горящие глубины алкогольного естества. Галлюцинация исчезла, теперь собеседник выглядел хмуро, но не столь угрожающе.

— Ну, — поторопил он Гуселетова, взявшегося за колбасу.

— Насколько я понял, Штокман подбивает свидетелей на сговор.

— Ссылаясь на «отключку» клиента?

— Да. Была драка, и потерпевшая убежала.

— Ловко, — одобрил Артём.

Гуселетов посмотрел ему прямо в глаза и усмехнулся.

— Он забыл, с кем играет в команде, я полагаю? — спросил с откровенной подначкой.

— Правильно полагаешь, — подтвердил Артём. — Клиент клиентом, но девушку надо найти. Вопрос престижа.

Гуселетов налил полстакана и сделал хороший глоток.

— На это я и рассчитывал, — сказал он. — К делу. Ты мне двести баксов, я тебе — спеца по инфернальным вопросам.

— Спец у меня уже есть, — Артём стряхнул пепел в пасть бронзового льва, стоящего на задних лапах между собеседниками. Не хотелось думать о том, что двухсот рублей, выброшенных на эту безделушку, сегодня хватило бы дней на пять. — Ты мне докажи, что твой моего круче.

Бомж зачем-то оглянулся на дверь, придвинулся ближе.

— Субъект, о котором я тебе говорю, ходит в Ад. А твой?

Артём прикрыл глаза, сдерживая радостный вопль плотно стиснутыми зубами. Слух напряженно ловил тяжелое дыханье Гуся.

— Для тебя и полдня без опохмелки — Чистилище, — хмыкнул Артём, беря стакан.

— Быстро ты навострился цены сбивать. — В зрачках Гуся затаилась неизъяснимая бездна иронии. — Вот только захлебываться нужно поменьше, да волосы подлиннее отпустить.