меры, чтобы не допустить ужасных последствий.

Хоть и не совсем четко, но в глубине сознания я уже понимала, что мне следует как можно скорее покинуть эту тоскливую комнату и непременно отыскать Виталия. Но и оставлять Сандалова здесь тоже было опасно. Я на мгновение растерялась, а потом с досадой прошептала: «Ладно! Не оторву же я его от трубы» и собралась уносить ноги. Но как раз по ним-то и пришелся неожиданный сильнейший удар, от которого я потеряла равновесие и вторично свалилась на спящего Сандалова. Что, впрочем, как и в первый раз, не особенно его побеспокоило.

Человек, который чуть меня не изувечил железной цепью с тяжеленный замком на конце, стоял на пороге и смотрел с недоумением. Уже потом, когда в свете единственной лампочки он разглядел мое лицо, с его стороны раздалась негромкая, но отборная матерная брань. Насколько я могла судить, исконно русскими выражениями неожиданный пришелец изъявлял свое негодование по поводу моего присутствия в этой комнате.

Кстати, пришельцем, который так гнусно матерился, был не кто иной, как Михал Палыч. В настоящий момент лицо его ничего хорошего не выражало.

— Дорвалась-таки, сука… Я так и думал, что ты неспроста появилась рядом с Сандаловым. Ну, довольна увиденным?

Я перевела взгляд с его лица на мирно почивавшего Сандалова, потом опять посмотрела на него и ничего не ответила. Колени, по которым ударили замком, ужасно болели. Так, что я даже не могла подняться, поэтому по-прежнему пребывала в том положении, в каком оказалась после падения, — возлежала на спящем Сандалове.

Тем временем Михал Палыч сокрушенно покачал головой, поднял стул и вставил его ножкой в ручку двери. Потом вытащил из нагрудного кармана куртки пистолет, направил его на меня и сказал:

— Все-таки пересеклись наши с тобой дороги, хоть и не хотел я этого. Надо было тебя заранее предупредить, чтоб ты не ерепенилась и не лезла никуда, да я как-то не сориентировался.

Михал Палыч снова покачал головой, глядя на меня сердито и осуждающе, а потом резко бросил:

— Вставай! Присоединяйся к другу своему, а то он уж заскучал!

Я совершенно не понимала, о чем он говорит, пока не заметила в комнате другую дверь, которая вела в смежное помещение. Предательская дрожь прошла по ногам сверху вниз, добавив мне значительную порцию мучений, и я не смогла подавить ее. С каждой минутой история представлялась мне все более неприятной. Я уже осознала — за этой дверью меня ждет нечто особенное, поэтому когда оказалась на пороге, то даже не удивилась тому, что увидела, поскольку внутренне уже ожидала подобного.

Итак, открывшаяся картина была хоть и безрадостной, но легко предполагаемой. На стуле сидел Виталий, связанный по рукам и ногам добротной крепкой веревкой. Именно ему мне столь убедительно предлагали составить компанию. Михал Палыч подтвердил мою догадку, чувствительно пнув сзади.

— Ты, сука, мне все планы испортила. Без тебя все было бы замечательно, а теперь придется опять что-нибудь придумывать.

Я смотрела на Михал Палыча во все глаза и подмечала происходящие с ним перемены, насколько это позволяло сделать ужасное освещение. Уже через миг лицо его как-то странно потеплело, а еще через несколько секунд он уже широко улыбался, что в данных обстоятельствах показалось мне совершенно отвратительным.

— Эх, Танюха, задала ты мне работенку! Теперь придется и тебя убивать, — пожаловался Михал Палыч, причем лицо его в этот момент было таким же простодушным, каким я привыкла его видеть. — Вот я всегда говорю, что не надо лезть, куда не следует, добром это никогда не обернется.

Михал Палыч перешел на привычный назидательный тон, который он часто применял в общении с людьми. В других обстоятельствах этим он бы вызвал у меня лишь легкое раздражение — я терпеть не могу, когда мне дают советы. Однако сейчас ситуация была несколько иной — мне угрожала реальная опасность, и исходила она не от кого иного, как от Михал Палыча.

В течение целой минуты он внимательно смотрел на меня немигающим взором, словно хотел пронзить невидимой стрелой. Вскоре игра в гляделки ему надоела, и он решил продолжать нашу своеобразную беседу:

— Слушай, я вот не совсем понял… Ты что же, все заранее придумала? И щенка сюда не случайно привела?

Слава богу, технические подробности моей частной деятельности продолжали оставаться для Михал Палыча загадкой. А любопытству нет предела, и в отношении его этот постулат был особенно актуальным.

— Не случайно, — подтвердила я его догадку.

— Да… — протянул он. — Ну ты даешь! А вообще-то теперь уже все равно. Я вот не люблю бесполезную работу делать, а ведь придется. И все из-за тебя. А так хорошо могло бы получиться! Я как его сегодня увидел, — кивнул он на Виталия, — так и воспрял сразу. «О! — думаю. — Вот он, удобный момент». А тут ты появилась и все мне испортила…

На сей возмущенной ноте Михал Палыч на несколько минут замолчал, а потом обратился к Виталию:

— Ты вот думаешь, почему твоей мамаше не удавалось тебя вытащить, а потом вдруг — раз — и получилось? Небось думаешь, случайность? Нет, мальчик, не случайность. Это я тебя держал там. Столько держал, сколько мне было нужно, чтобы все обдумать. А потом пришла мне в голову идея: твоими руками я и убью Сандалова. И подозрений у ментов не будет. Возьмут тебя под белы рученьки и посадят. Мне больше ничего и не нужно было, — повысил он голос. — И это я тебя выпустил. Я, слышишь? Я делал так, что твоя мать со всеми деньгами своими билась как рыба о лед. А потом я тебя держать перестал, и тебя выпустили. А потом дождался бы я любого подходящего момента и убил Сандалова. Очень просто убил бы — твоими руками.

Михал Палыч перевел дух и снова продолжил свой монолог откровений:

— Или ты, может, думаешь, мать твоя тебя бы вытащила? Она у тебя хваткая баба, да. Но уж если Сандалов ее однажды перехитрить сумел, то уж я-то тем более. Но ты не думай, будто я все затеял из-за тебя, ты мне совсем без надобности. Что с тобой будет, мне плевать, я хочу только одного — убить Витьку. И я это сделаю. Только теперь, — он выразительно глянул на меня, — придется и ее тоже… Деваться мне, Танюха, некуда. Ты все видела, все знаешь. Не лезла бы куда не следует, так жила бы долго и счастливо. А ты ведь сразу мне подозрительной показалась. Непонятно откуда появилась, тоже мне, предприниматель хренов. Я к Сандалову сунулся, мол, что за баба тут шастает, зачем она здесь. А он или молчит, как судак, или байку мне рассказывает. Ну я и без него сообразил, что ты как-то связана с покушением тем самым. Я долго не понимал, чего ты около наших дел кружишься, а как узнал, кто ты есть, так чуть со смеху не помер. Это ж надо придумать — частный детектив! Баба! Я и мильтонов в юбках никогда не воспринимал, а уж девка-детектив — это вообще чушь. Одним словом: дура ты дурой, и бояться тебя нечего. Это я сразу понял. А ведь поначалу я за тобой даже следил. Глядел, как ты металась, и только диву давался: ну надо же, сколько энергии у девки! За Мишку прицепилась, наверное, думала через него что-нибудь узнать?

— А Мишкина смерть, случайно, не на вашей ли сумрачной душе очередным грехом повисла? — решила на всякий случай прояснить я ситуацию.

— Да на хрена мне это? Я же знал, что никто тебе на меня не укажет, а уж Мишка-балбес и тем более. Этот дурак с дядькой своим все какие-то дела замысливал и, наверное, кому-то помешал дела делать, вот его и убрали. Но дуракам туда и дорога.

При последнем замечании он хитрым взглядом многозначительно окинул нас с Виталием. У последнего вид был еще более несчастный, чем всегда, что, впрочем, не удивляло в свете последних событий. Однако обычного меланхоличного спокойствия Виталий не утратил даже сейчас.

Мне же вдруг жутко захотелось позлить Михал Палыча. Не знаю почему, но страх вдруг куда-то испарился, и я стала равнодушной и циничной. О дальнейшем даже не думала. В сложившихся обстоятельствах мне казалось, что хуже я уже не сделаю.

— Да вы настоящий волк в овечьей шкуре, Михал Палыч, — насмешливо произнесла я. — Как же вам удавалось так долго скрывать от всех свое истинное лицо?

— А я ничего и не скрывал, — возразил Михал Палыч с самым искренним выражением на физиономии. Как ни удивительно, но даже сейчас он совсем не был похож на злодея, хотя и держал в руках пистолет. —