— Вам, конечно, виднее, это вы с ними друзья, — сказал полицай. — Только, на мой взгляд, лучше немецкой техники все равно не найдешь. Не потому что я шовинист — из личного опыта…
Хлопнула дверь тамбура, загремели по железу сапоги. Мой собеседник сделал шаг назад и подтянулся, готовый рапортовать начальству. Дверь я задвинул не до конца, оставил щель, чтобы слышать, что происходит, — но фиг: вошел и вытянулся в струнку, отдавая честь, лейтенант пограничной стражи.
— Валинецкий Игорь Зденович, гражданин Сибири, из Томска, инженер, направляетесь в Москву по делам государственной компании «СПРТ»?
— Именно так, — сказал я.
— Пожалуйста, еще раз предъявите паспорт и вещи для повторного досмотра.
— Пожалуйста.
— Поскольку в вашем теле работает ядерный реактор, предъявите нагрудный знак, медальон и браслет.
Я показал браслет, расстегнул рубашку и продемонстрировал медальон. Лейтенант сверил номера с тем, что записано в паспорте, кивнул.
— Спасибо. Откройте чемодан.
— Что именно вас интересует?
— Простите, это тайна.
Он прошелся интроскопом по стенкам, крышке и дну моего чемодана, похлопал руками по дорожной сумке, показал на раухер:
— Прошу вас, продемонстрируйте работу аппарата.
Я вывел на экран схему интерференции полей в блоке «Пирмазенс» и показал, как меняется картина с ростом нагрузки. Лейтенант был удовлетворен.
— Благодарю вас, — сказал он. — Приношу извинения за беспокойство. Это делается в целях вашей безопасности.
— Долго мы еще простоим?
— Не больше часа.
Он вышел и через несколько минут вернулся.
— Герр инженер, не согласитесь ли вы принять попутчика?
Мне показалось, что он подмигнул.
— Главное, чтобы согласился попутчик, — я постучал ногтем по нагрудному знаку.
— Фрау без предрассудков, — сказал лейтенант.
И вошла фрау. Я почувствовал, что встаю. За спиной фрау маячил солдат с чемоданом.
— Очень мило… с вашей стороны… лейтенант. Фрау походила на француженку: короткая стрижка, с прищуром глаза, высокие скулы, чуть втянутые щеки. Стройна.
Необычные, ломкие движения. Я не стесню?.. Что вы, разумеется, нет. Семья с двумя детьми, очень просили… Располагайтесь, пожалуйста… мне выйти? На секунду, не больше. Вас предупредили относительно этого (напрягаю грудную мышцу, значок уезжает на полметра вперед)? Да-да, ничего особенного, я не боюсь.
Замечательно…
Замечательно.
В коридоре я прижался лбом к холодному стеклу. Сердце работало во втором режиме: сто ударов в минуту. Что-то рановато начинается операция… похоже, что наши друзья из гепо нервничают. И без помощи раухера я мог с полной уверенностью сказать, что фрау эта имеется в нашей картотеке. Номер Р-147, «Роза», агент-наблюдатель высшего класса. Обычно работает на ближневосточном и туранском направлениях. Свободно владеет арабским и фарси. Сексуально притягательна для мужчин восточного типа…
— Входите, можно.
Когда она пришла, на ней был клетчатый твидовый костюм. Теперь она натянула брючки из темно- красной замши и облегающий черный свитер. Ай-яй-яй, какая откровенная фронтальная атака. Разве же так должен поступать агент-наблюдатель высшего класса? Но главное — зачем? Я что, похож на арабского террориста?
Нескладуха. Ладно, разберемся по ходу дела…
— Позвольте представиться: инженер Игорь Валинецкий. — Я вспомнил, наконец, что мы не знакомы.
— Криста Лауэр, — протянула она руку. — Переводчик-синхронист. Вы из Сибири?
— Да, из Томска… — Рука у нее была сухая, нервная. Я приложился губами к запястью и удивился, что меня не ударило током.
— Я была в вашем Томске, — сказала она. — Красивый город. И чистый. Но уж очень похож на американские города.
— В Америке вы тоже были?
— Дважды. В восьмидесятом и восемьдесят восьмом. В августе. Сплошные восьмерки. Смешно, правда?
— Неимоверно. А с какого языка вы синхронно переводите?
— С арабского.
— О!
— Не похоже, правда? Никто не верит. А ведь арабский — очень простой язык. Очень красивый. Хотите, я вам стихи почитаю?
— Секунду, — сказал я. — Пойду шепну пару слов проводнику.
Коридор был пуст: законопослушные граждане обеих стран близко к сердцу приняли просьбу не выходить из купе без крайней на то необходимости. Проводник, подперев щеку, грустно смотрел в окно. Дождь не кончался.
— Что желает герр инженер? — вскочил он мне навстречу. Забавно: по нашу сторону границы он спрашивал:
«Чего изволите?», а по эту, хоть и говорил по-русски, фразу строил на немецкий манер.
— Две чашки очень хорошего чая и бутерброды с семгой.
— Пирожные?..
— И пирожные, да.
— Пять минут.
На обратном пути я вдруг сообразил, что именно привлекало за окном внимание моего собеседника- полицая и что я видел сам, но за размышлениями о качествах и статях агента Р-147 просто не пропустил в сознание. На мокром асфальте перрона проступили нанесенные трафаретным способом силуэтные портреты «самарской четверки»: Сталина, Молотова, Ворошилова и Берии; силуэты наезжали один на другой, и получалась гордая шеренга — так когда-то изображали казненных декабристов, а потом — Маркса- Энгельса-Ленина-Сталина, «…ет единная ро…» — видны были буквы. У патриотов почему-то всегда нелады с родным языком. Это подметил еще Ларошфуко, только выразился как-то закомелисто. Или это был Паскаль? Блез. Паскаль Блез и Блез Паскаль — это два разных человека. Или Вольтер? Лишивший невинности Жанну д'Арк. Мне вдруг стало тоскливо: последний раз по-настоящему, для души я читал лет пять назад. С тех пор — только для ума.
Для дела. Даже в отпуске — для ума. Даже в Гвоздеве, в зоне психологической разгрузки, где можно все, — даже там я не читал ничего постороннего, хотя именно об этом, о постороннем, я мечтал на акциях, особенно если приходилось лежать в ледяной грязи или проходить по сто километров в день, — мечтал выйти утром на веранду или на плоскую крышу, сесть в плетеное кресло, взять в руки книгу — не какую-то конкретную, а просто очень хорошую книгу — и читать медленно, с наслаждением, потягивая чай из тонкой, нежной, как розовый лепесток, чашки, и тихая японочка или кореяночка, неслышно подходя, будет наполнять эту чашку… никогда этого не получалось, хотя и японочки, и кореяночки были, но вместо чая пили коньяк, а до книг так и не доходило совсем.
Пока я отсутствовал, Р-147 времени не теряла: на столе уже красовалась осургученная бутылка «Саян-туй» и два фиолетовых дорожных бокала из «неуничтожимого стекла». Сама фрау размышляла над