жила у нее дома в аквариуме. Почему же не Лужков, отчего все лавры — Собянину?

Дело прежде всего в той прямолинейности, той наивности и непосредственности, с которой Собянин обложил москвичей плиточным оброком. В том, что он первый расставил все по своим местам, пока верховная власть еще робела признаться, что кургузый пиджачишко демократии ей обмалел и трещит уже по все швам, что ей нужно теперь простора царской мантии.

Сократить почти наполовину зарплаты столичным учителям — и тут же снять только что положенный специально закупленной дорогущей западной техникой асфальт и постелить повсюду плитку! Аргументировать это тем, что «асфальт неряшлив, плохо смотрится» и не утруждать себя более объяснениями! Пшли! Разве не чувствуется здесь новое свободное мышление, свободное от гнилостных демократических пут, разве не видно тут величие духа? Не тут ли впервые столь ясно проявилось изменение отношения к подданным — от ненавидимого «электората» к несмышленым, а потому милым «крепостным»? И главное — ведь с того момента, когда Собянин был посажен на княжество, не прошло и года!

И пусть В.Ю.Сурков выстраивал свои ажурные теории раньше — но кем бы был Бакунин без Махно, а Маркс без Троцкого? Нет, движущей силой истории всегда были практики, а не теоретики, и именно потому Собянину место в этой истории зарезервировано надежно.

И вот ушел князь московский.

А супруга нового, по прихоти судьбы, занимается асфальтом…

Не прошло и трех дней после того, как вынесли из кабинета в бывшей мэрии личные вещи Великого Плиточника, как по всей столице оранжевые таджики безо всякого пиетета уже взламывают плитку и сыплют везде горячий черный асфальт.

Будет теперь асфальт и на Третьем кольце, и на Четвертом, и на МКАДе, и на Красной Площади. Все возвращается на круги своя.

Но меняется лишь форма, а суть остается неизменной…

— А если новый будет мэр, захочет обратно брусчатку положить? — спрашиваю я Зафарджона.

— Положим, конечно! — улыбается Зафарджон.

— Ну а если будут снова брусчатку класть, ты против будешь?

— Нет, зачем? — мотает головой Зафарджон. — Мне вообще-то нравится брусчатка. Ее мыть легче. Как помоешь, блестит красиво!