— Во воевать-то стали! — восклицает Шабанов, беря на гитаре густой басовый аккорд.

— Ну что ж, и силы у фронта немалые. Не меньше миллиона, — говорит корреспондент 'Красной звезды' майор Михаил Зотов, слывущий среди нас великим стратегом.

— Ты считал?

— Так, прикинул… Думаю, что сейчас у Конева не меньше миллиона[2] .

— Н-да… На третий год войны и на одном фронте столько сил выставляем… Недаром союзнички в затылке чешут — откуда что у нас берется…

Разговор становился все более горячим и бестолковым, Потом вдруг стих, и тут обнаружилась еще одна привлекательная черта журналистского братства на Первом Украинском фронте. Здесь, оказывается, любили и даже умели петь. Шабанов в этом отношении оказался просто-таки бесценным человеком.

Снова зарокотала гитара. Под зыбкие ее звуки мягким тенором Шабанов неожиданно запел романс 'Гори, гори, моя звезда'. Пел так задумчиво, так хорошо, что никто из нас не решался вмешаться в пение, пока не прозвучали последние строки:

Умру ли я, в над могилой

Гори, гори, моя звезда.

Ну а потом, когда все расчувствовались, мы спели песню, которая в то лето, как поветрие, обошла все фронты: 'С берез, неслышен, невесом, спадает желтый лист, старинный вальс 'Осенний сон' играет гармонист'. И немудрящая эта мелодия захватила бывалых, прошедших огонь и воду воинов. Когда прозвучало 'И каждый думал о своей, припомнив ту весну, и каждый знал, дорога к ней идет через войну', ей-богу, у некоторых, не буду уж уточнять, у кого именно, глаза были влажными…

'Нет, в отличную компанию привела меня военная судьба в лице начальника военного отдела «Правды» генерала Галактионова в финале войны', — раздумывал я, укладываясь на своих полатях на свежей, шуршащей, душистой овсяной соломе. И все-таки, каюсь, скребет, ох как скребет на душе: с флагом-то на ратуше вышел прокол. Не мою корреспонденцию и не в «Правде» прочтет на эту тему маленький лохматый редактор, прочтет и, может быть, нехорошо подумает обо мне. Ну ничего, ничего. До Берлина 896 километров. Будет еще время.

Наступление войск Первого Украинского фронта на бродско-львовском плацдарме победно закончилось. Оно продолжает развиваться в направлении на запад и юго-запад. Но города Львов, Станислав, Броды освобождены. Москва отметила эти победы салютами. Десятки частей и соединений, участвовавших в сражении, получили наименование Львовских и Станиславских. В освобожденные города и села вернулись уже партийные и советские работники. Советская власть на местах делает первые шаги по восстановлению нормальной жизни. Из лесов вышли партизанские отряды и целые соединения. Вчера на самой большой площади Львова бушевал огромный митинг.

Теперь для нас, военных корреспондентов, открылись уже устаревшие, сданные в архив боевые карты, и мы получили возможность в деталях представить себе и масштаб и силу отшумевших сражений и рассказать читателю о его успехах.

Когда-то зимой 1941 года. как упомянуто выше, я был свидетелем того, как войска молодого Калининского фронта освободили мой родной город. После операции я, разговаривая с командующим, неосторожно выразил удивление, почему немцы не завязали затяжных уличных боев, а в сущности оставили город, лишь выставив сильные арьергарды и побросав при поспешной эвакуации массу техники и военного имущества.

Командующий тогда усмехнулся и показал на карту: видите. Две красные стрелы, обозначавшие наступавшие армии, огибали город и почти сходились западнее его.

— Клещи, — пояснил командующий. — Мы взяли их в клещи. Отрезали их от их тылов и оставили им одну дорогу. Они не ушли, отнюдь. Мы заставили их уйти, побросав технику. Мы вытащили их в поле и там начали громить.

И вот теперь, когда мы смотрели на эти обтерханные по краям рабочие карты оперативного отдела, мы видели, как, искусно маневрируя огромными массами войск, стрелковыми и танковыми соединениями, заставляя их совершать быстрые, порою просто невероятные броски, командование клало в основу все тот же принцип: взять врага в охват, вытащить его из городов на просторы полей, обойти его оборону, перехватить его коммуникации.

— Все те же клещи? — спросил я командующего Маршала Советского Союза И. С. Конева, с лица которого еще не сошла усталость. В эти последние дни он почти не появлялся в своей штаб-квартире, находился все время на наблюдательных пунктах наступающих корпусов и дивизии. — Так же, как в Калинине, как в Харькове, в Кировограде?

Командующий усмехнулся.

— Ну что ж, действительно клещи. Нужно экономить технику и беречь людей. — И, подумав, добавил: — Нам еще много предстоит работать. — Он так и сказал: не воевать, а работать. — Силы еще нам понадобятся.

Оказалось, что он читал в «Правде» мою статью об освобождении Львова. Она вышла, как говорится, 'к большому салюту', что в корреспондентском мире считается шиком. В общем-то он эту корреспонденцию одобрил, но сделал замечание.

— Вот не подчеркнули вы одной характерной особенности этой операции. Написать-то написали, а не подчеркнули, не развили. Ведь мы впервые ввели в сражение две танковые армии Рыбалко и Лелюшенко в такую узкую полосу прорыва, да еще при одновременном отражении сильных контратак, предпринятых противником на флангах. Знаете, какая там была борьба! Я-то знаю, собственными глазами с НП видел. Об этом стоило бы написать подробнее. Это новое. Нам предстоит, наверное, не раз такие прорывы проделывать и маневрировать в оперативной глубине.

— Где, когда? — неосторожно спросил я.

Командующий усмехнулся.

— Четвертый год воюете, а штатский дух из вас еще не выдохся. Разве такие вопросы военачальнику, когда речь идет о его планах, можно задавать: где, когда, сколько? — И, по своему обыкновению сдабривая речь народной мудростью, добавил: — Только плохая курица кудахчет до того, как снесет яйцо. Понятно это вам, товарищ подполковник? Для войны еще места хватит. — И он показал на карту Европы, висевшую на стене.

— До Берлина 896 километров, — уточнил я.

— А вы что, измеряли? — удивленно спросил командующий. И тут лицо его тронула улыбка. — Ах да, это на том указателе во Львове значится. Стало быть, видели, какую на нем надпись-то солдат мелом сделал! — Голубые глаза командующего весело сузились, в них засветился совсем молодой задор. — Правильно написано, художественно…

И, посмотрев на часы, командующий встал, давая понять, что разговор окончен.

Наступление войск Первого Украинского фронта продолжает развиваться. Мы уже в Польше, немецкое командование, несмотря на то что и в Белоруссии тоже идут огромных масштабов бои, принимает все меры, чтобы остановить наше наступление.

На оперативной карте жирные синие стрелы перед нашим фронтом стали еще более толстыми. В овалах, обозначающих противоборствующие части, появились новые номера. В конце июля и начале августа в группу армий 'Северная Украина' по приказу Гитлера срочно переброшено против нас еще семь дивизий, в том числе три танковые. Три стрелковые дивизии выдвинуты из Венгрии и еще семь движется из