«сотами», наклонился к окошку и протянул трубку священнику.

– Вас...

Отец Василий удивился и принял трубку.

– Батюшка? Это я, Баранов.

Никакого Баранова священник не знал.

– Ну... Игорь Васильевич, начальник охраны. Вы меня извините за вынужденную остановку; я просто отбой не успел дать. Вот только что дозвонился... Вас сейчас отпустят.

– Спасибо...

– Так что езжайте себе домой и ни о чем таком и не думайте. Договорились?

– И что?

– Все. Хороший вы мужик, батюшка; приятно было пообщаться...

В трубке пошел сплошной сигнал.

Священник протянул телефон обратно офицеру.

– Слышь, сынок, мне бы заправиться...

Офицер дружелюбно кивнул. А костолицый изумленно смотрел на происходящее и ничего не мог понять.

Их заправили и во избежание повторения подобных накладок проводили до границы области. Священник не понимал, почему так происходит. Было отчетливо видно, что у Игоря Васильевича все схвачено, но почему он все это для них делает, оставалось неясным. И только костолицый немного прояснил ситуацию.

– Им никому лишний шум не нужен, – с усмешкой сказал он. – Прикинь, если и впрямь этим делом ФСБ займется? Кто что делал, да кому сколько Хозяин заплатил... А так: труп в болото, а бабки в карман.

– А документы? Дело-то раскручено.

– А где босс документы хранил, все равно никто из них не знает. Разбегутся, как крысы, и дело с концом.

В этом была своя логика.

А спустя еще с полчаса священник остановил машину на автостанции маленького райцентра соседней области и вышел.

– Ну что, Борис, давай прощаться.

– Давай, поп.

– Зови меня Мишаней, – улыбнулся священник. – Теперь можно.

– Спасибо тебе, Мишаня. И прости меня еще раз.

– Бог простит, Боря.

Костолицый повернулся и пошел к билетным кассам, но священник его окликнул:

– Боря!

– Чего? – обернулся костолицый.

– Причаститься тебе надо бы...

Костолицый покивал, развернулся и пошел прочь. Светало.

Отец Василий вернулся в Усть-Кудеяр к восьми утра и сразу кинулся в храм.

– Батюшка! Где вы были?! – подбежал к нему диакон.

– Потом, Алексий, потом... Давай ключи от нижнего храма!

– Держите... – удивленно полез в карман диакон.

Священник вырвал у него связку и помчался к заветной двери. Дрожащими руками открыл, ворвался, включил свет и кинулся к бывшему тайнику. Здесь, за кованой железной дверью, стоял сундук, в котором столько лет хранилась икона святого Угодника Николая. Он рванул крышку вверх и замер...

Костолицый не обманул. Весь сундук был доверху набит банковскими упаковками сотенных долларовых купюр. Это и были ВСЕ усть-кудеярские деньги. «Как же ты, стервец, их сюда пронес? Мимо меня! Мимо Алексия!» – покачал головой священник и захлопнул крышку.

Он снова выскочил во двор, закрыл дверь в нижний храм на ключ и подозвал недоуменно стоящего в сторонке Алексия.

– Храм, – ткнул он ладонью в дверь. – Охранять! Никому!! Никого!!! Ты понял?!

– Ага, – испуганно ответил Алексий и метнулся к указанной двери, готовый вцепиться в глотку любому, кто посягнет нарушить батюшкино распоряжение.

Священник метнулся к машине и погнал дребезжащую битыми стеклами и деформированными дверцами «ласточку» по усть-кудеярским улицам.

На Ленина у него окончательно вывалилось лобовое стекло.

На Кирова задняя дверца открылась и более закрываться не желала.

А на Социалистической машина просто чихнула и заглохла. Похоже, навсегда.

И тогда отец Василий бросил машину как есть и побежал.

Он успел вовремя.

– Где вы были?! – бросилась к нему взъерошенная редакторша Усть-Кудеярской радиокомпании. – У нас пятнадцать минут осталось! Коля! – повернулась она. – Готовь студию! Батюшка пришел!

Два раза в сутки – утром и вечером – область давала местному радио по часу собственного вещания. Но если в обычные дни оба этих часа были забиты стихотворными поздравлениями с днем рождения или двадцатилетием со дня свадьбы, то в Прощеное воскресенье, как, впрочем, и во все другие светские и православные праздники, у редакторши появлялся повод проявить свою творческую фантазию и хоть как-то напомнить коллегам, что она не просто руководитель, но и Творец! Художник! Ваятель слова!

– Давайте-давайте! – потащила она священника в студию. – Время пошло...

Они готовили и обсуждали эту передачу вместе целых два дня. И теперь наступали минуты триумфа.

Священник прошел, сел у второго микрофона и, терпеливо дослушав действительно грамотно составленную вступительную речь редакторши, начал:

– Дорогие устькудеярцы! Братья и сестры!

По его щеке покатилась слеза.

– Вот и наступил великий православный праздник – Прощеное воскресенье! Иисус Христос сказал...

Он шел строго по тексту, и только в последнюю оставшуюся у него минуту прямого эфира все изменилось.

– Николай Чудотворец услышал ваши молитвы, дорогие мои, и решил, что настало время явить вам свою чудотворную силу! Слушайте меня, люди! Слушайте все, кого обидели и обокрали в богомерзкой, богопротивной, богоотступной и богохульной секте с исполненным сатанинской гордыней названием «Дети Духа Святого».

Редакторша вытаращила глаза на священника. Она ничего не понимала!

– Как и в прежние достойные времена, – окрепшим, набравшим привычную силу голосом продолжил священник, – Николай Угодник явил свою силу и поручил мне, пастырю вашему, отнять у богопреступников хитроумно выкраденные у народа деньги и вернуть их назад: вдовам и сиротам, униженным и оскорбленным!

– Что вы несете?! – с ужасом схватилась за голову редакторша. – Отец Василий!! Что вы не-се-те?!!

– Я обращаюсь ко всем обманутым, – сделал ей успокаивающий жест священник. – Через пять минут приходите в храм, где я приму у вас эти сатанинские акции и верну отданные за них деньги!

Редакторша медленно сползала со стула.

– Славьте святого Николая Угодника! Славьте заступницу человеков перед богом Пресвятую Матерь божию Марию! Славьте Иисуса Христа!

Отец Василий глянул на часы. Он успел: секунда в секунду. Из аппаратуры пошли позывные областного радио.

– Мне нужна машина, – повернулся он к полумертвой от ужаса редакторше.