Бес попутал! Ей-богу, не думали мы, что такое дело выйдет. Я уж сто раз пожалел. Забирай!

Отец Василий покачал головой: ох, умен был отец Никифор! Даже чересчур, и оторваться толком не дал! Он подошел к столику, налил себе граммов пятьдесят коньячку, неторопливо, с удовольствием выпил и поставил рюмочку обратно.

– Поехали.

Отец Василий добрался в Усть-Кудеяр только к двум часам ночи. Оставил машину у сторожки Николая Петровича, позвонил Ольге, открыл высокие резные ворота храма и поставил чудотворную икону на ее почетное место. Он долго смотрел на нее, силясь понять, что происходит в его душе, но ничего понять не мог: внутри было пусто и холодно. И тогда он медленно опустился на колени и начал молиться.

Слово за словом и минута за минутой он уже по три раза произнес все, что должно, и только тогда внезапно понял, что именно не так. И просто начал просить прощения. Только теперь до него дошло, сколько неправды, гордыни и насилия довелось увидеть этому лику по возвращении в мир людей. В крови и насилии уходила эта икона в темный, пустой подвал шестьдесят с лишним лет назад; в крови и насилии она и возвращалась... Он заплакал, содрогаясь от ужаса и презрения к себе, не увидевшему сразу, с первых минут этой простой и очевидной истины...

– Прости меня, святой Угодник Николай, – против всяких канонов просил он. – Прости всех нас. Мы так и не научились жить в мире и согласии с Христовым заветом. Но ты же знаешь, мы учимся, страдаем и очень хотим этому научиться... Прости нас, если сможешь... И помоги нам, если захочешь...

А через три дня в храм пришла нестарая женщина. Она упала перед светлым ликом на колени и долго, искренне благодарила святого за что-то свое, известное только ей. И давно уже отец Василий не видел, чтобы кто-то молился с таким сильным и светлым чувством. Он долго боролся с собой и все-таки не выдержал, подошел.

– Что с вами случилось?

– Сынок мой живой оказался, – глотая слезы, сказала женщина. – Они мне в декабре похоронку на него прислали, а я все не верила, все Николая Угодника за него просила... А сегодня из госпиталя письмо пришло... Жив мой Сереженька!

Отец Василий растерянно огляделся и наткнулся взглядом на диакона – тот широко, счастливо улыбался. И в этот момент священник мог бы поручиться чем угодно, что они подумали об одном и том же: эта женщина права в своем чувстве, потому что только что произошло самое настоящее Чудо. Такое простое в своей житейской сути, такое легко оспоримое со всяких там «научных» точек зрения и такое великое в своем первозданном естестве. А значит, воссоединилась насильственно разорванная связь времен, и значит, сам святой Угодник Николай стоит сейчас среди них и радуется просветлению еще одной христианской души.

Отец Василий поднялся, как всегда, в половине пятого утра. Вышел на крыльцо, спустился вниз и, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух и торжественно ступая по мощеной поверхности двора, прошел к турнику. Подпрыгнул, повис и подтянулся восемь раз. Больше не смог.

Огромное, некогда такое сильное тело изрядно потеряло форму, и теперь ему приходилось напрягать все свои душевные силы, чтобы заставить его работать как полагается. Хотя, с другой стороны, подтянуть к перекладине такую тушу целых восемь раз тоже было победой; когда он впервые запрыгнул на турник с полмесяца назад, он сумел проделать это лишь дважды. Так что успех был, что называется, налицо.

Услышав, что хозяин поднялся, забеспокоилась и всхрапнула в сарае Стрелка. Отец Василий улыбнулся и пошел к ней. Привыкшая у своего прежнего хозяина к вольному, полубродяжьему существованию, старая кобыла с огромным неудовольствием заходила по вечерам в специально подготовленный для нее сарай и с явным облегчением покидала его по утрам. Ну не любила она закрытых помещений!

Отец Василий открыл высокие воротца, и кобыла с ходу радостно ткнулась большими слюнявыми губами ему в шею.

– Стрелка! – охнул священник. – Ну сколько можно тебе говорить?!

Кобыла сделала вид, что застеснялась, но тут же, как ни в чем не бывало, с глубоким чувством собственного достоинства задрала хвост и, мерно переступая копытами, отправилась на прогулку на задний двор. Здесь, у забора, с видом на речку Студенку, было ее любимое место. «Стрелкин наблюдательный пункт», как, смеясь, называл этот уголок двора отец Василий.

Священник старательно отер последствия «поцелуя», вздохнул и отправился доделывать зарядку: однажды взяв за правило ежеутренне совершать этот «духовный подвиг», он отступать не собирался.

Вообще-то в последнее время все шло очень и очень неплохо. Налаживались не только физическая форма и семейная жизнь отца Василия, но и дела в приходе. После чудесного возвращения в храм иконы Николая Угодника не заметить перемен к лучшему мог разве что слепой. И дело было даже не в резко возросшем количестве пожертвований прихожан.

Икона действительно оказалась чудотворной, и после искреннего обращения к изображенному на ней православному святому у людей самым невероятным образом начинали улаживаться их семейные проблемы, возвращаться утраченные деньги и надежды на будущее. Начавшись однажды с просьбы Анны Тимофеевны Костровой о возвращении сына, пропавшего без вести в Чечне, чудеса продолжали случаться – чуть ли не каждый день! И теперь в храме было не протолкнуться. Народу приходило столько, что в голову отца Василия начали прокрадываться грешные, приправленные гордыней мыслишки вроде: «А не слишком ли мал этот храм для Усть-Кудеяра?»

Даже тайник, в котором сохранялась во все минувшие безбожные времена чудотворная икона, стал своеобразным объектом поклонения. Люди шли и шли посмотреть место, в котором более шестидесяти лет скрывался знаменитый Николай Угодник, и отец Василий даже не стал закладывать кирпичом и замазывать штукатуркой тяжелую кованую дверь, а, напротив, распорядился прокинуть туда «времянку» и вернул на место огромный, обитый железом сундук – пусть смотрят люди, пусть думают...

Только одно печалило местного батюшку: секта «Дети Духа Святого», как они себя называли, судя по всему, и не думала сворачивать свою деятельность... Да, с чудесами дела у них обстояли похуже. После того как внезапно исчез их костолицый предводитель Борис, сами собой иссякли и чудеса. С тех пор никто более в секте не исцелялся и никто не терял десятки килограммов излишнего веса.

Отец Василий помнил, каким счастливым вернулся из последней «разведки во вражеском тылу» переодетый в мирское одеяние диакон Алексий.

– Ваше благословение, – как всегда преувеличенно жестикулируя тонкими руками, начал кричать он. – Все! Кончились наши «Детки»! Выдохлись! Сдохли! Ни одного чуда за весь вечер! Только о деньгах и говорили!

– Акции? – наклонил голову отец Василий.

– Ага. Решали, кому сколько можно выкупить. Ну, если деньги есть, конечно...

Отец Василий покачал головой. Конечно, после исчезновения костолицего рост числа сектантов резко сократился, а их активность вроде бы как снизилась. Но успокаиваться было бы рановато. Псевдодемократизм сектантов был и оставался, пожалуй, самым серьезным противником православия в Усть-Кудеяре. Люди уже очень устали от того, что оказались лишены права что-либо решать в этой жизни, и просто упивались тщательно и сознательно культивируемым в секте духом равенства и братства... И это было более чем опасно.

– Батюшка! – позвала мужа вышедшая на крыльцо попадья. – Блинчики готовы!

Отец Василий вынырнул из воспоминаний, сделал последнее приседание и пошел в дом – принимать душ и завтракать. Впереди предстоял наполненный трудами и заботами день.

Все шло как и всегда. Начав с благословения и псалмов, священник постепенно перешел к тропарям и пошел вкруг храма с кадилом, когда его взгляд упал на невысокую худенькую женщину, смиренно стоящую у чудотворной иконы. Отец Василий на долю секунды запнулся, но тут же взял себя в руки и направился далее – ему не следовало обращать чрезмерное внимание на обычную гадалку. Хотя положа руку на сердце назвать бабку Софью «обычной» мог разве что священник: обыватели весьма почитали и даже побаивались эту странную женщину...