– Понимаю, – кивнул Либерзон. – Но, в конце концов, ничего страшного не произошло. Ребенок жив- здоров, просто его поместили в детский дом. Это рано или поздно должны были сделать, ведь он живет не с родней, а с чужим человеком.

– Нет, Изя, ты не понимаешь, этот Савеловский детский дом, в который его поместили, не простой дом.

Изя непонимающе уставился на Полунина.

– Там что, плохо содержат детей?

– Нет, содержат там достаточно хорошо, но спонсором у них является не кто иной, как господин Сатаров, мой кровный враг. Теперь ты понимаешь, что это означает?

Изя молчал, задумчиво глядя на Полунина. Затем он наконец произнес:

– Ты думаешь, это знак?

– Да, – подтвердил Полунин, – это сигнал мне, означающий, что они взяли заложника на случай, если я буду предпринимать какие-либо действия.

Некоторое время мужчины молчали, Изя присел на лавочку, стоящую у задней стены дома, Полунин в задумчивости вышагивал по двору около него. Наконец, когда Владимир присел рядом с Либерзоном, тот сказал:

– У меня есть еще и другая информация, которую скорее можно отнести к положительной. Я нашел Соловейчика.

Полунин медленно повернулся к Либерзону и спросил:

– Где он?

– Он действительно в Израиле, – ответил Либерзон. – Живет в Хайфе.

– Адрес точный есть? – нетерпеливо спросил Полунин.

– Нет, адреса нет, – как-то уклончиво ответил Либерзон. – Все дело в том, что этот твой бывший партнер купил себе морскую яхту и живет на ней, – сказал Либерзон и тут же спросил: – Он что, большой любитель моря?

– Не знаю, – ответил Полунин. – Никогда не замечал за ним этого. Скорее, он любитель морских русалок.

– Яхта называется «Вента». Порт ее приписки, как я уже сказал, Хайфа. Там его видят достаточно часто.

– Спасибо, Изя, – произнес Полунин. – У меня к тебе будет еще одна просьба.

– Какая? – тут же заинтересованно спросил Либерзон.

– Мне нужны документы. В частности, загранпаспорт. Сможешь сделать?

– Постараюсь, – задумчиво ответил Изя, растирая ладонью свой лысый череп. – Был у меня один знакомый, большой мастер подобных дел. Правда, и брал немало.

– Не волнуйся, все расходы я оплачу, – ответил Полунин. – Только устрой все как можно быстрей.

– Хорошо, не беспокойся. Думаю, что недели через две все будет готово.

...Когда Либерзон наконец уехал, Полунин еще некоторое время сидел на лавочке у задней стороны дома. Немного погодя к нему присоединился кореец. Прикуривая свою крепкую сигарету без фильтра, Ким посмотрел на угрюмое лицо Полунина, затем на конверт в его руке и спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Да, – ответил Владимир. – Я скоро уезжаю, Саша. Спасибо тебе за гостеприимство.

– Жаль, – с грустью в голосе произнес кореец. – Честно говоря, я рассчитывал, что ты у меня и зиму переживешь. Мне было интересно с тобой общаться. Даже когда ты молчал.

Он улыбнулся и посмотрел на Полунина.

– Но я же все время сидел здесь угрюмый и злой...

– Все дело в том, что от тебя исходит какая-то странная аура. Аура порядочного человека.

– У тебя не было возможности в этом убедиться, – скептически ответил Полунин.

– Здесь, в лесу, вдали от городского шума, человека определяешь очень быстро, даже если общение с ним сведено к минимуму. Недавно я читал новый научный журнал. Японские ученые установили, что растения тоже общаются, разговаривают между собой на языке запахов. Наверное, и каждый человек имеет свой запах – добрый, злой, жадный, великодушный, – все пахнут по-особому. Здесь, среди живой природы, у людей обостряется чувство, способное улавливать эти запахи. Если ты вдруг когда-нибудь захочешь вернуться сюда, один или с друзьями, я всегда буду рад видеть тебя здесь.

– Спасибо, Саша, – поблагодарил Полунин Кима. – Если б ты только знал, как я мечтаю когда-нибудь вернуться сюда уже не в качестве беглеца. И еще я очень хочу привезти сюда сына...

Через две недели Либерзон, как и обещал, сделал для Полунина документы, передав ему обыкновенный и заграничный паспорта, по которым Полунин становился Борисовым Андреем Дмитриевичем. На следующий день после этого Полунин улетал в Москву, чтобы оттуда отправиться за границу.

Провожали его Либерзон вместе с сыном Виталием. Пока последний выяснял в справочной, где будет производиться посадка, Изя протянул Полунину записочку, в которой были указаны имя и телефон.

– Кто это? – удивленно спросил Полунин.

– Там же написано – Равикович Семен Израилевич.

– Кто он, и зачем это мне надо?

– Перед приездом в Израиль позвони ему, он тебя встретит и поможет найти нужного человека.

– С какой стати он будет на меня работать?

– Он будет работать на меня, – ответил Либерзон. – Этот Равикович должен мне триста баксов. И никак не может их отдать, мотивируя тем, что пересылать такую маленькую сумму очень дорого. Поэтому он жалеет о том, что не взял у меня взаймы тысячу долларов. Так что пусть теперь отработает, если не может отдать, – заключил Либерзон с суровым выражением лица.

– Изя, – неожиданно спросил Полунин. – А почему ты до сих пор не уехал в Израиль? Наверное, там бы тебя ожидала безбедная, спокойная старость.

– Я и здесь не бедствую, а спокойной жизнью я никогда не жил, и вряд ли стоит к ней привыкать, ведь впереди нас ждет вечный покой.

Либерзон замолчал, тяжело вздохнув, а затем, вскинув свои умные глазки на Полунина, произнес:

– А еще я не хочу туда ехать потому, что там много евреев.

– Изя, – поразился Полунин, – ты что, стал антисемитом?

– Как ты мог такое подумать? – возмутился Либерзон, но в следующую секунду, смутившись, добавил: – Я просто опасаюсь, что если уеду, то стану им непременно.

Когда уже объявили посадку, Либерзон порывисто обнял Полунина и произнес:

– Берегите себя, Вова, поверьте, я на самом деле сильно огорчусь, если с вами что-то случится. Ведь вы – один из немногих людей, которые делали для меня только хорошее...

Едва прибыв в Москву, Полунин в тот же день вылетел на Кипр, а уже через два дня он, купив туристический тур в Израиль, отправился в эту страну на морском пароме.

Полунин сошел на берег в порту Хайфы ярким солнечным днем вместе с пестрой толпой туристов, с которой он гармонично сливался в своей новой одежде.

На нем были белые парусиновые брюки, светло-серая рубашка с короткими рукавами и такие же серые летние туфли. Глаза его были защищены темными очками, которые он снял, лишь когда проходил таможню.

Закончив с формальностями и выйдя из здания порта на улицу, Полунин огляделся и сразу, к облегчению своему, заметил маленький, красного цвета «Фиат», рядом с которым быстро прохаживался невысокий, полный мужчина с залысиной на черепе и пышными черными усами.

По облику мужчина больше походил на грузина, чем на еврея. Но когда Полунин подошел к нему и спросил:

– Вы и есть Равикович Семен Израилевич? – тот утвердительно кивнул головой.

– Я узнал вас по красному «Фиату», – добавил Полунин.

– Конечно, это я. Кто же еще в Израиле ездит на таком драндулете? Хорошо хоть я недавно поставил