полдня, тогда было б не до гимнастики…

Жена пробормотала какие-то зловещие слова, а я представил соседку с мотыгой и, честное слово, злобная радость наполнила меня. «Какого черта! — подумал я. — Мы на свою дачу положили полжизни, кишки надрываем, а такие, как они, живут себе беспечно, транжирят деньги направо-налево, веселятся. И вообще, откуда у них деньги на дачу?! И на машину? Еще надо проверить, не ловкачи ли они какие?». Точно угадав мои мысли, жена сказала:

— Конечно, дача у них намного хуже нашей, а в доме — сущий кавардак. Я сразу поняла — она не умеет вести хозяйство. Ты обратил внимание — на столе не было ни одного салата… По-моему, она и готовить не умеет.

Неприязнь к соседке все больше вызревала в жене. В ту ночь она долго не могла уснуть и, по-моему, втайне желала соседке неизлечимой болезни.

С невероятной поспешностью, буквально через два дня после приезда, сосед начал переделывать террасу. Потихоньку, вроде бы с ленцой, насвистывая, с дурацкой серьезностью он начал вытворять какие- то странные вещи: снимать дверь с петель и выставлять рамы. Все это не ускользнуло от моего внимания. Я не понял, что он собирается делать, и, разбираемый соблазном узнать, выглянул из окна и вскользь осведомился.

— Хочу расширить террасу, — безмятежно ответил он и заулыбался. — Как вы думаете, это несложно?

Я подумал, что он попросту меня разыгрывает, но вышел из дома и, облокотившись на рейки забора, спросил напрямик:

— А для чего расширять?

Я был уверен, что здесь был какой-то потаенный смысл — ну не для гостей же он затеял эту авантюру! Но что бы вы думали?

— Для друзей, — ответил он ликующим голосом.

Я думал, он темнит, и не то что сгорал от любопытства, от желания узнать истинную причину его задумки, а просто было неприятно, что меня дурачат. Я ушел работать в огород, но эта мучительная загадка не давала мне покоя, и я искоса наблюдал за соседом. Настроение у меня было паршивое.

А сосед сломал перила и начал разбирать перегородки. Я посматривал на него с горьким презрением, и не без тревоги. Признаюсь, спокойствие, с которым сосед ломал террасу, действовало мне на нервы. Пекло в тот день нещадно, прямо хоть подыхай, и сосед то и дело подходил к рукомойнику и обливался водой, издавая бульканье и урчанье, а потом кричал жене в комнаты:

— Дорогая, принеси мне, пожалуйста, полотенце.

Его красотка появлялась в окне, протягивала ему полотенце и, проявляя удивительную нежность, спрашивала:

— Ты еще не закончил разбор террасы?

Смех разбирал, когда я слышал это.

Внезапно я заметил, что сосед начал подпиливать подпорки, и у меня прямо кровь застыла в жилах. Это была опасная затея — крыша могла в любой момент рухнуть. Руководствуясь благими намерениями, стараясь не грубить, я тактично намекнул соседу про это обстоятельство; на какое-то время он нехотя согласился, но потом опять взялся за свое, демонстрируя потрясающее невежество в строительном деле.

И вот, значит, когда степень моего возмущения достигла критической точки, как и следовало ожидать, крыша рухнула и придавила соседу ногу. «Так ему и надо! — не без злорадства подумал я. — Нет, чтобы осмотреться, все обдумать, выверить, посоветоваться со знающими людьми!». Я-то сразу понял, что все это выйдет ему боком. Ну, в общем, его жена, охая и ахая, вытащила бедолагу из-под обломков, стала делать ему массаж. А я все больше приходил в радостное возбуждение — сознание собственной безопасности подогревало меня.

Но что бы вы думали? В последующие дни этот горе строитель как ни в чем не бывало начал расширять фундамент, делать дополнительный настил, ставить столбы, и все это — насвистывая, улыбаясь. Я, разумеется, время от времени украдкой высовывался из-за дома, наблюдал за дилетантским настырным строительством. Меня уже не на шутку заедал этот вечно улыбающийся толстячок со своим несокрушимым спокойствием; я даже подумывал, что его оптимизм от слабоумия.

Естественно, напористость соседа привела к тому, что он соорудил некое аляповатое замкнутое пространство со множеством окон, где сквозняки тянули со всех сторон. Это было ниже всякой критики. Мне, конечно, не терпелось высказаться, слова так и вертелись у меня на языке, но я промолчал — думаю, по понятным причинам.

Терраса соседа сразу принесла ему славу чудака, но самое нелепое — как я уже сказал вначале, — через неделю его примеру, под какими-то прозрачными предлогами, последовали и другие посельчане. Умора! Я чуть не лопался от злости.

— И чего только люди не придумают! — с гримасой отвращения вполне справедливо говорила моя жена. Кстати, справедливость ее основная черта.

Короче, повторяю, в поселке начались страшные перемены; некоторые, расширив террасы, ликвидировали грядки и утрамбовали дорожки, усыпанные толченым кирпичом, а меж деревьев повесили гамаки. Кое-кто пошел еще дальше: сломал заборы и снял предупредительные знаки о злых собаках и прочее. Терраса соседа сыграла роль некоего катализатора, — казалось, эти перемены давно назревали, носились в воздухе, но людям не хватало смелости изменить свою жизнь. И вот теперь они изощрялись, кто как мог. У некоторых эти новшества приняли просто уродливую форму — они засевали участки… травой, чтобы, как объявили мне, «лежать в прохладной траве и смотреть, как проплывают облака», а молодежь — чтобы «играть в теннис».

Все это выглядело издевательством; со стороны можно было подумать — по поселку ползет какая-то всепроникающая, всеразъедающая плесень. Несколько раз я порывался положить конец дурацким новациям, обходил посельчан, взывал их к благоразумию, делал внушения, но они словно лишились языка — только отмахивались, а за глаза я слышал ругань на свой счет. С усталым упорством я твердил, что приусадебные участки выделены для подсобных хозяйств, а не для бездумного отдыха — для этого существуют санатории, но меня высмеивали, говорили, что я зануда с мелочным характером и всякое такое. Вскоре я понял, что в подобных делах одним внушением не обойдешься, но уже было поздно.

Ну, а потом, как я уже говорил, начались оргии. Особенно усердствовали молодые люди. Не подумайте чего, я ведь тоже кое-что соображаю — молодежи иногда надо послушать музыку, потанцевать, но нельзя же в этом упражняться ежедневно! Да и заводили они всякую муру. Сопоставьте музыку прошлых лет с теперешними завываниями — и все поймете сами. В общем, шло прямое загнивание некогда процветающего поселка.

В те дни на душе у меня было муторно. Я ходил, полный презрения, пребывал в унылой задумчивости, все пытался представить, чем закончатся эти нововведения, куда все это заведет. О наших соседях не говорю, меня уже все раздражало в них, даже как храпел на крыльце их старый пес. А их тарахтящая машина просто не давала мне покоя. Каждое воскресенье, желая покрасоваться, сосед гонял на ней встречать приятелей. Это был умышленный трюк, рассчитанный на легковерных посельчан: вот, мол, видите, как удобно иметь собственный транспорт! Покупайте, чего там! Он, сосед то есть, так и говорил, что комиссионные машины стоят дешево и, немного поднатужась, это каждому по карману. Он явно дурил посельчан, но зачем, я никак не мог взять в толк. Чтобы разгадать его задние мысли, я как-то попытался уточнить, что он имеет в виду, говоря о том, что купить машину может каждый.

— В самом деле, — невозмутимо ответил он, — подержанные машины стоят не так уж и дорого. Я смотрю, здесь у многих телевизоры, ковры, хрустальная посуда, а у нас ничего такого нет, зато мы имеем машину. С машиной чувствуешь себя свободней: в любой момент можно поехать к друзьям, выехать на природу, отправиться путешествовать, — он широко расплылся, давая понять, что его хитрости и уловки не так-то легко разгадать. — А в доме, мне кажется, главное — иметь книги и хорошую музыку… — в безмерной самонадеянности вещал он, точно пастор.

— У них не дом, а проходной двор, — в тот же день сказала мне жена. — Этой фифочке не семью содержать и не хозяйство вести, а выступать бы где-нибудь в ресторане. Сегодня смотрю — одной рукой держит мужа, а другой делает знаки его приятелю. Даже при нем устраивает любовные делишки. И он все