полная, не очень-то нравлюсь. Такие, как я, разве что на любителя.

Она взглянула мне в глаза, и озноб так и побежал по моей коже — в ее глазах бегали чертенята. «Напрашивается на похвалу, — мелькнуло, — а может, в самом деле, страдает, дуреха!»

— Как же без любви живешь?

— Так и живу… Да я в любовь-то, и не верю. И вообще в то, что говорят мужчины. Они все добиваются одного и того же. Им лишь бы развлечься. Вы все одинаковые, только и знаете…

Она решила меня обезоружить, но я ловко сменил пластинку:

— Как тебя зовут?

— Цветана.

— Ты что, не русская?

— Наполовину татарка.

«Так я и знал — гремучая смесь!» — мелькнуло в голове.

— А работаешь где?

— На ткацкой фабрике. Мотаю нитки. А по вечерам учусь в техникуме… А почему вы работаете по ночам? — наконец повернулась ко мне.

— Смена. Неделю ночью, неделю днем.

— Наверно, спать все время хочется?

— Да нет. Высыпаюсь днем… Ночью работать спокойней.

Это и на самом деле так. Шпаришь все время за восемьдесят. Правда, в полночь устраивают засидки гаишники. Обычно они стоят где-нибудь в тени, но встречный транспорт уже предупреждает, сигналит фарами: «сбавляй скоростишку». И, само собой, проходишь пост как надо. Ну а прищучат, всегда можно договориться, они ведь тоже люди. «Виноват, мол, начальник, так и так, план подгоняет». Главное тут болтать без умолку, показать, что сечешь обстановку и власть уважаешь — это они любят. Ну, а уж если сильно напортачил — отдай, что положено. Вообще к профи ГАИ относится мягко, ведь права — наш хлеб. Другое дело любители, тем — развлечение, их надо прижимать, а то раскатались!

— Ну вот и мой дом, — она протянула руку.

Я взял к обочине, заглушил движок. Она посмотрела на меня и улыбнулась одними глазами.

— Большое спасибо.

— Да ладно, чего там! Ты это… очень спешишь-то?

— А что?

— Может, покатаешься со мной? Одному скучновато. Давай, а? С тобой интересно болтать. Через часик подвезу сюда снова…

— Ну, хорошо. Подождите, я только тетку предупрежу.

Спрыгнула с подножки и пошла.

«Ну и ну, — думал я. — Такая роскошная баба пропадает… Придет или нет?» Внутри всего скрутило, но я закурил и взял себя в руки. «Вернется. Парень-то я видный, такие на дороге не валяются. Сейчас сделаю пару рейсов к заводу, залью ей пока о том о сем и махну куда-нибудь на окраину. Уж там-то ей не отвертеться, ведь я не совсем осел».

— Только недолго, хорошо?

Я вздрогнул точно от удара. Она стояла около двери. Стояла и раскачивалась и смотрела мне прямо в глаза.

— А то мне рано на работу.

— …Расскажите о себе, — проговорила она, когда я повернул в сторону завода.

И вот тут я дал маху. Сам не знаю, как так получилось, но ничего не мог из себя выдавить. С другими болтал без умолку. Уж что-что, а здесь я мастак — язык у меня подвешен как надо. Бывало, раскочегарюсь — не остановить. И вот надо же! Когда позарез нужно было болтать, язык мой не двигался, точно приклеенный. Хоть убей — ничего не мог вспомнить стоящего. Она ждала, смотрела на меня, а я мямлил что-то о своей работе и о том, что я холостяк — нес всякую муть, что-то вроде автобиографии в дешевом варианте. Да еще поплакался, сказав: «кто нравится мне, тому я не нравлюсь и наоборот». В общем, болваном, вот кем я был. Открывал и закрывал рот, мне прямо не хватало воздуха. Но она молодчина: то ли усекла, что со мной творится, то ли ее разбирало любопытство, только сама пошла навстречу, улыбнулась, стала расспрашивать, давно ли работаю, был ли женат?

— Что холостяк и так видно, — сказала. — Женатый мужчина всегда ухоженный, а у вас пуговицы еле держатся.

Промыв мои косточки, она стала довольней, замедленными движениями поправила свои волосищи, натянула на колени юбку, потом тягуче пропела:

— Вы любите кино?

Я редко ходил в кино. Раза два в год, но, чтобы в ее глазах не прослыть совсем темным, сказал, что люблю.

— И я люблю. Только в кино все приукрашено. Все не так, как в жизни, — ее голос доносился откуда-то издалека, густой, ровный, ленивый. Она говорила о кино, а я посматривал на нее и думал, как бы стиснуть ее покрепче.

Подкатив к заводу, я быстро загрузился и двинул на стройку. Совсем стемнело, приближалась ночь. Я немного освоился, снова закурил и, стараясь быть веселым, сказал:

— В воскресенье пойдем, что-нибудь посмотрим.

И одной рукой попробовал ее обнять, как бы невзначай, без всяких там задних мыслей, как бы по- свойски, мол, видишь, как здорово вдвоем кататься, да и кино мы оба любим. Она сделала вид, что не заметила, и я запустил руку дальше, но она ее остановила и продолжала о кино как ни в чем не бывало.

Когда ссыпал щебенку на стройке, в башке крутилось одно — куда нам деться? И перебирал ближнюю окраину, припоминал укромные местечки.

Я остановил машину за городом, около какой-то заброшенной хибары.

— Надо остудить перегретый движок, да и подустал я немного, надо бы размяться.

Мы вылезли из кабины. Не помню, как она очутилась совсем рядом, помню, что сжал ее и почувствовал под платьем упругие груди — они были как надувные шары. Само собой, я впился в нее губами, а когда отпрянул, она только подавила вздох:

— Ах!

Я понял, что можно действовать дальше. Она особенно не противилась, немного поломалась, конечно, но так для вида, для приличия, потом сама набросилась на меня. Она вся дрожала от страсти, ее руки сжимали меня и снова слабели.

— Ну как же так сразу, — шептала.

А я зря времени не терял, все больше завоевывал ее тело. Прижал к забору и целовал мягкие, горячие губы.

— Нет, нет, — бормотала она, но я-то понимал, что это означает совсем другое.

И тут, как назло, в хибаре вспыхнул свет и я увидел, что мы в саду какой-то дачи.

— Грабители! — завопили в комнатах.

Этот дурацкий крик пронесся через весь сад и отразился от забора полчищем визгливых крикунов. Залаяли собаки, захлопали двери. Все полетело насмарку, пришлось сматываться.

Назад пилили молча. Подъехав к ее дому, договорились встретиться назавтра там же, на шоссе. Напоследок я стиснул ее покрепче, и она уже совсем не сопротивлялась.

По дороге на базу меня так и трясло, я все ощущал ее пылающее, раскаленное тело. Как вспомню ее роскошную грудь — начинаю вслух бредить. Когда я подкатил к базе, было светло, и Колька, мой напарник, уже сидел в каморке.

— Колюх! К отличной девчонке прикололся, — выпалил я.

— Не возникай! Все они, твои девицы, определенного толка. Все трясогузки. Им бы только голову тебе морочить.

Это верно, только от них, от женщин, я и терял башку.

— Вот и соображай! Тебе жена нужна. Капитально. Нечего разбазаривать себя. Женатый парень и одетый, и сытый. Да и живется легче — все делится пополам… горести, к примеру. От женитьбы всегда