набиты. В два ряда лежали умирающие, убитые и раненые. Ледесму он застал одного. С засученными рукавами, весь в крови, Ледесма напоминал мясника. Ему приходилось поспевать всюду, но при этом он был восхитительно спокоен.
— Ты ранен?
— Нет, пустяки. Царапины. Я упал.
— Вот, возьми, — и Ледесма протянул ему вату, смоченную спиртом.
— Нет, нет, оставь, другим она пригодится больше, — сказал Аугусто, возвращая вату. — Какой ужас, какой ужас!
— Полная катастрофа! — воскликнул Ледесма. — Бросить батальон новобранцев в такую передрягу, да еще почти без оружия!.. Я уже перевязал больше двадцати самострелов. Будь все проклято! У всех следы порохового ожога. Настоящие солдаты хоть стреляют сквозь мокрую тряпку, а эти ослы… Хорошо еще, если военно-полевой суд не приговорит их к расстрелу…
— Бедняги!
— Вот, гляди! — и Ледесма ткнул пальцем в сторону мертвого солдата. — Покончил с собой. У него было ранение в живот, и, только я на минуту отвлекся, он схватил винтовку и всадил себе пулю в голову. Видно, здорово мучился.
— Послушай, нет закурить? — окликнул Аугусто сержант, раненный в ляжку.
Аугусто скрутил ему сигарету.
— А вот этот вел себя, как молодой лев, — заметил Ледесма. — Медаль ему наверняка обеспечена.
— Да?
— Он из третьей роты. Им было придано отделение из соседнего батальона. Ребята — как на подбор. Один сержант уж не знаю что сказал, и тогда наш Toppe ответил: «А вот давай посмотрим, кто из нас хвастун, а кто нет! Пойдем-ка отобьем у противника пулемет и притащим его сюда». Сам понимаешь, игра рискованная. Ну, и сержант сразу в кусты. «Так вот, чтобы ты заткнулся и никогда больше рта не разевал, я пойду один». И он в самом деле пошел и притащил пулемет. Ему прострелили ляжку. Так он сюда и попал. Лихой парень!
Бой за Эль Педрегаль продолжался.
— Ну что ж, пожалуй, надо возвращаться. Какие-то ослы вопили: «Спасайся кто может!» Я поверил и решил, что все бегут.
— Желаю удачи!
— Спасибо, будь здоров, — машинально ответил Аугусто.
Возвращался он медленно, с тяжелым сердцем. На высоте его ожидала смертельная, неминуемая опасность, и он сам шел ей навстречу. «О господи!»
Капитан Валье, без головного убора, с растрепанной шевелюрой, размахивая пистолетом, пытался остановить бегущих. Он был в бешенстве. Пистолет дрожал у него в руке.
— Назад, трусы, мерзавцы!
Солдаты смотрели на него с удивлением. «Чего этот чудак так расшумелся?» — и покорно возвращались на высоту.
— Но ведь лейтенант крикнул: «Спасайся кто может!» — пробормотал кто-то из солдат.
Капитан услышал, но ничего не ответил. Завидев Аугусто, он окликнул его:
— Эй, связист!
— Слушаю, господин капитан!
— Беги в соседний батальон и передай, чтобы прислали подкрепление. Они там. Пулей!
Аугусто бросился со всех ног. На бегу он время от времени оглядывался на Эль Педрегаль. Атака явно захлебывалась. Она уже длилась четыре часа. Аугусто заметил танк, ползущий по дороге, которая проходила возле Эль Педрегаля. «Заходит с тыла», — подумал он с испугом. Танк остановился, как бы колеблясь — куда теперь? С высоты, навстречу ему, спускалась горстка солдат. Танк развернулся и стал отходить. Аугусто с облегчением вздохнул.
Чуть дальше он встретил Риеру из саперной роты.
— Ты откуда?
— Ходил на командный пункт соседнего батальона просить подкрепления.
— И я за тем же!
— Можешь не ходить. Дали роту, вон она. Возвращались вместе.
— Послушай, когда началась атака, ты был с Ломасом? — спросил Риера.
— Да, но потом ушел, уж очень там плохо дело оборачивалось.
— Вот черт!
— С ним что-нибудь случилось?
— На наблюдательный пункт упал снаряд, и Ломаса засыпало камнями… Это когда закричали: «Спасайся кто может»… Он не мог выбраться. Совсем отчаялся, хотел даже пустить себе пулю в лоб. Хорошо, что не сумел дотянуться до винтовки. Меня послали за подкреплением, а Патрисио остался откапывать его.
— Какой ужас!
— Не знаю, чем все это кончилось, но боюсь, плохо.
— А что с Эспиналем?
— Я видел его только в самом начале боя… Гляди! — вдруг воскликнул Риера. — Они возвращаются назад.
— Интересно, что там случилось?
Оба застыли в мрачном молчании, недоумевая. Рота, шедшая на подкрепление, повернула назад. Что-то произошло, но что, они еще не знали.
— Обстрел кончился! Атака отбита! — воскликнул Аугусто с нервным смехом.
— Пожалуй, ты прав!
С Эль Педрегаля не доносилось ни единого выстрела. Высоту все еще окутывали тучи пыли и дыма. Ветер медленно и осторожно относил их выше и выше. Будто снимал переводную картинку, И высота снова засверкала на солнце, погруженная в патетически немую тишину.
И теперь только Аугусто ощутил, что солнце радостно сияет, что утро теплое, что все ужасы остались где-то позади. Он почувствовал себя вдруг легко, будто какая-то сила приподняла его и он не шел, а летел.
Добравшись до командного пункта, они доложились капитану, который тут же послал Аугусто на высоту с новым поручением.
Подыматься было тяжело. Видно, давала себя знать усталость, нервное напряжение.
Передав приказание, Аугусто уселся на камень, вытащил индивидуальный пакет и принялся промывать и смазывать свои царапины. Все они оказались пустяковыми.
Мимо проходил командир соседнего батальона. Низенький, плотный человечек. Раздраженно спросил:
— Ты ранен?
— Нет, господин майор, — вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовал Аугусто, — ничего серьезного.
— Ну и отлично. Останешься тут. Будешь в моем распоряжении.
— Слушаюсь, господин майор!
Аугусто кончил перевязывать свои царапины. Думать ни о чем не хотелось. Кадр за кадром наплывали события дня. Сутолока, движение, грохот. Неподалеку находилась стена. Солнце золотило камни и зайчиками рассыпалось по земле. Аугусто с трудом поднялся, будто последние силы оставили его. Спать, спать. Улечься под теплыми лучами солнца и погрузиться в сон. Забыть пережитое. Остаться одному. Ни с кем не разговаривать, ничего не слышать. Остаться одному и спать.
Улегся под стеной. Камни и земля приняли его в теплые свои объятия.
Проснулся уже к вечеру. С Эль Педрегаля тянулась колонна раненых. Он вышел ей навстречу. Помогал грузиться на подводы, крутил самокрутки, подбадривал. Легкораненые передвигались сами. До ближайшего населенного пункта было пять-шесть часов ходу. Как-то доберутся они! Но что оставалось делать? Мулов не