колени и накрывши голову одеялом.
— Ну как, Сан-Сисебуто? Помаленьку мерзнешь?
— А что поделаешь! Как по-вашему? — с покорностью ответил тот, пожимая плечами. Шутить на эту тему у него не было охоты.
Наступал день. Ясный, безоблачный. Сквозь густой стелющийся туман уже проглядывали вершины окрестных холмов. Вот вылезла колокольня деревенской церкви. Затем показались красноватые крыши домов. Туман постепенно рассеивался, лохматыми облачками цепляясь за кустарник. Взошло солнце и согнало иней. Запахло землей и тимьяном, резко, как ладаном. Солнце поднялось выше. Кастилия превратилась в гигантскую курильницу. На солнечных углях воскурялись ее благовония — земля и тимьян.
Фронт молчал.
— Пойду попытаюсь соснуть, — сказал Аугусто.
Он улегся на самом солнце на сухую траву. Мягкое тепло струилось по лицу, как будто его кто-то нежно целовал.
Поспать не удалось и часу. Разбудило шипение снаряда. Аугусто испуганно вскочил на ноги. Совсем близко в облаке пыли отчаянно дрыгал ногами мул. Другой, обезумев, мчался по косогору, волоча за собой кишки. Он наступал на них, путался в них, рвал их. Пока наконец не грохнулся наземь, перевернулся несколько раз и забился в агонии. Снарядом уложило пять или шесть мулов. Все они валялись с вывороченными внутренностями, распространяя нестерпимый запах.
Пушки противника стреляли мало, но достаточно для того, чтобы не дать заснуть. «Черт бы их побрал!» — ругнулся Аугусто.
Солдаты рассыпались по высоте. Кто сидел, кто валялся на спине, кто полулежал облокотившись, кто просто слонялся из стороны в сторону. Время от времени слышался свист снаряда и раздавалась команда: «Ложись!» Далекий разрыв вызывал насмешливые возгласы: «А ну-ка еще!» Вскоре научились по звуку определять расстояние. «Этот упадет далеко», — и спокойно оставались на своих местах. Или криком предупреждали: «Осторожно!» — и бросались на землю.
Аугусто вынул из кармана маленький блокнотик и чернильный карандаш. Нерешительно посмотрел на чистый лист бумаги. Раньше он писал домой ежедневно. До сих пор это было просто. А теперь? Некоторое время Аугусто раздумывал. Затем положил блокнот на землю и машинально вынул кисет. Он был пуст. Заглянул в него снова. Засунул кисет в карман и, подняв блокнот, решительно вывел: «Дорогие мои! Чувствую себя отлично». Луиса и Патрисио подошли к нему в тот момент, когда он кончал письмо.
— Послушай, нам только что сказали, что тут поблизости есть река. Пошли попьем?
— Да, это бы здорово, но ведь…
— Не будь занудой, Гусман! — перебил его Луиса.
— Ну ладно! Пошли!
Двинулись быстрым шагом. Вскоре Патрисио начал отставать.
— Давай, поторапливайся!
— Быстрее не могу, братцы! — смущенно улыбнулся Патрисио.
Аугусто посмотрел на него. Высоченный, плотный парень, настоящий богатырь. Огромное лицо, но черты правильные. Всегда в завидном расположении духа. Вечно он либо пел, либо раскатисто смеялся. Аугусто был очень привязан к Патрисио. Теперь же он видел, как тот медленно, тяжело ступает своими толстыми, как у ребенка, отечными ногами. Казалось, что под этими ногами дрожит земля. Лицо Патрисио раскраснелось, но на губах блуждала улыбка. Аугусто сочувственно улыбнулся ему.
— Прибавь шагу, поднатужься!
Идти было довольно далеко, но дорога была легкой, круто спускалась к реке. И все же приятели вспотели, пока добрались до воды. Опустившись на колени, пили жадными глотками. Потом окунули голову и вымыли руки.
— Вот это да, ребята! — радостно смеялся Патрисио. С лица его стекали капли, сверкавшие на солнце.
— В жизни так не купался! — воскликнул Луиса.
Аугусто от восторга едва мог говорить. Слышалось только:
— Уф, уф! У-у-у-ф! Вот это здорово!
Вода была совершенно прозрачная. Казалось, что она звенит. На дне виднелись подсвеченные солнцем золотистые и белые камушки. Золотой поток с синими прожилками несся вниз. По берегам росли деревья. Обнаженные тополя и высокая ольха. Ветерок пригибал ветви, и листья плескались в воде.
Друзья поднялись на ноги. Их мокрые лица сияли в улыбке. Они восторженно смотрели друг на друга. Война, передовая сейчас казались чем-то далеким, несуществующим. И в то же время все это было тут, в двух шагах.
— Надо торопиться, — сказал Лугу сто, выйдя из радостного отупения.
Фляжек у них не было. Батальон был экипирован скверно. Набрали воды в миски и кружки — хотелось хоть по глотку принести товарищам.
— Пошли!
Аугусто обернулся. Река пузырилась, плескалась, тащила за собой солнечные чешуйки, натыкалась на камни, омывала прибрежную траву, пригибала тростник, отпускала его, снова пригибала…
Обратная дорога оказалась мучительной. С трудом преодолели крутой подъем. Аугусто тревожился и потому шел очень быстро.
— Если так бежать, ребята, то по мне уж лучше сдохнуть от жажды.
— Давай, давай! — сердито прикрикнул Аугусто. Патрисио вскоре отстал.
— Не понимаю, куда ты так спешишь, — ворчал Луиса, тоже начинавший отставать.
— Не нужно было нам ходить. Вдруг хватится начальство?
— Так вот и хватится! Брось дурака валять!
— Ну, смотри, дело твое, а я хочу вернуться как можно скорее.
— Но я не могу идти быстро. И если сегодня нам снова не дадут попить и поесть вволю, я опять удеру на реку.
— Если вас хватятся, я постараюсь все уладить. Что-нибудь придумаю, но старайтесь особо не опаздывать.
И Аугусто пошел вперед один. Начал взбираться по склону. Луиса глядел ему вслед. С презрением покрутил головой. «Рехнулся парень!»
Жара становилась нестерпимой. Было что-то около одиннадцати. Амуниция с полной выкладкой пригибала к земле. Густой, липкий пот струился по шее, груди, ногам. Аугусто вынужден был сделать передышку. Тяжело отдуваясь, он снял с плеча винтовку, положил руки на дуло и склонил на них голову. Закрыв глаза, немного отдышался. Затем поднял голову, посмотрел назад. Луисы и Патрисио не было видно. Опустив винтовку на землю, он раскинул руки и сделал несколько дыхательных упражнений. Указательным пальцем провел по лбу, смахнув струйку пота. Потом огляделся вокруг, и ему вдруг представилось с удивительной ясностью, что Кастилия — это раскаленная сковорода. В ней кипело солнечное масло. Воздух был прозрачен и неподвижен. Словно гигантская лупа, он концентрировал солнечные лучи на изнемогавшем от жары Аугусто.
Аугусто побрел дальше. Силы покидали его. Сказывалось недоедание последних дней. Дрожали и подкашивались ноги. Гусман не на шутку испугался. Во фляжке осталось еще немного воды. Он выпил ее. Прошел еще чуть-чуть. От усталости начал задыхаться. Не выдержав, бросился ничком на землю. Несколько минут пролежал неподвижно, прерывисто дыша. Снова поднялся. Дальше двигался медленно, почти ползком. Раза два снова ложился отдыхать. Камни обжигали. Земля обдавала удушливым дыханием. Помутневший взор застилала какая-то пелена. Закрыл глаза. Заплясали зеленые, синие, красные огоньки. «Неужели теряю сознание?» — испуганно подумал он.
Собрав последние силы, он добрался до вершины холма. Рухнул на спину, сложив руки крестом, раскинув ноги и тяжело дыша. Его отсутствия никто не заметил.
Перевалило за полдень. Отдышался уже на командном пункте. Есть было нечего. Пушки молчали. «Посмотрим, быть может, теперь удастся поспать». Устроился на скате холма. Изредка доносились винтовочные выстрелы, да иногда жужжали шальные пули. Кусочек свинца с сухим треском шлепнулся о