великой системы вселенной и притом такими частями, которые проявляли в высшей степени важное действие. Все, что человеческий разум мог заключать или предполагать относительно них, составляло как бы две главы, притом, без сомнения, две очень важные главы той науки, которая хотела объяснить происхождение и изменения великой системы вселенной. Но в университетах Европы, где философия преподавалась лишь в качестве вспомогательной науки для теологии, было естественно останавливаться на этих двух главах дольше, чем на какой-либо другой главе науки. Постепенно они все более и более расширялись и подразделялись на многие второстепенные главы, пока, наконец, учение о духе, о котором так мало может быть известно, не заняло в системе философии столько же места, сколько и учение о телах, о которых так много может быть известно. Учения об этих двух предметах были признаны составляющими две самостоятельные науки. Так называемая метафизика, или учение о духе (пневматика), была противопоставлена физике и разрабатывалась не только как более возвышенная, но и как более полезная для целей специальной профессии наука. Область знания, открытая для опыта и наблюдения, об- ласть знания, в которой тщательное внимание способно приводить к столь многочисленным полезным открытиям, была оставлена почти в полном пренебрежении. Напротив, тщательно разрабатывалась та область, где, помимо весьма немногих простых и почти очевидных истин, самое тщательное исследование не может ничего открыть, кроме мрака и неизвестности, и поэтому способно породить только ненужные тонкости и софизмы.
Когда эти две науки были, таким образом, противопоставлены одна другой, сравнение между ними, естественно, привело к появлению третьей науки, так называемой онтологии, или науки, рассматривавшей качества и свойства, общие предметам двух других наук. Но если бессодержательные тонкости и софизмы составляли главную часть метафизики, или учения о духе, различных школ, то исключительно из них состояла вся эта паутина онтологии, которую точно так же называли иногда метафизикой.
Все то, что вело к счастью и совершенствованию человека, рассматриваемого не только как отдельная личность, но и членом семьи, государства или великого целого — человечества, составляло предмет исследования древней моральной философии. В этой философии обязанности человека признавались средствами для счастья и улучшения человеческой жизни. Когда же моральная философия и натурфилософия стали преподаваться как науки, подсобные для теологии, на обязанности человека стали смотреть главным образом как на средство для счастья в будущей жизни. В древней философии совершенная добродетель изображалась необходимо приносящей человеку, обладающему ею, совершенное счастье в этой жизни. В современной философии она часто изображалась как нечто по общему правилу или почти всегда несовместимое с какой бы то ни было степенью счастья в этой жизни; небесного блаженства, согласно ей, можно было достичь только путем покаяния и умерщвления плоти, смирения и суровой жизни монаха, а не свободным, великодушным и благородным поведением человека. Казуистика и аскетическая мораль составляли в большинстве случаев главное содержание школьной моральной философии. Наиболее важная из всех отраслей философии оказалась, таким образом, больше всего извращенной.
Ввиду изложенного обычный порядок философского обучения в большинстве европейских университетов был таков: в первую очередь преподавалась логика; на втором месте стояла онтология; третье место занимала пневматология, включая сюда учение о природе челове ческой души и божества; на четвертом месте следовала извращенная система моральной философии, которая признавалась непосредственно связанной с теориями пневматологии, с бессмертием человеческой души и наградами и наказаниями со стороны божественной справедливости, каких следовало ожидать в будущей жизни; краткая и поверхностная система физики обычно заключала курс обучения.
Все изменения, какие европейские университеты ввели, таким образом, в древний курс философии, имели в виду образование духовенства и превращение этого курса в более подходящее введение к изучению теологии. Но добавочное количество тонкостей и софистики, казуистики и аскетической морали, введенное в него этими изменениями, безусловно, не сделало его более пригодным ни для воспитания светских людей, ни для развития умственных способностей или улучшения характера.
Этот курс философии и теперь еще преподается в большей части университетов Европы, преподается с большим или меньшим усердием в зависимости от того, насколько устройство каждого отдельного университета делает это усердие более или менее необходимым для преподавателей. В некоторых из наиболее богатых и лучше всего снабженных средствами университетах учителя ограничиваются преподаванием немногих, не связанных между собою отрывков и кусков этого извращенного курса, причем даже их они обычно преподают очень небрежно и поверхностно.
Успехи, сделанные в современную эпоху в различных областях философии, в большей своей части были сделаны не в университетах, хотя, без сомнения, некоторые из них были достигнуты в последних. Большинство университетов даже не очень спешило воспринять эти достижения после того, как они были сделаны, а некоторые из этих ученых обществ предпочитали оставаться в течение долгого времени святилищем, где отвергнутые системы и устарелые предрассудки находили убежище и защиту после того, как они были изгнаны из всех уголков мира. По общему правилу, наиболее богатые и лучше всего снабженные университеты проявляли наибольшую медлительность в принятии этих достижений и больше всего сопротивлялись сколько-нибудь значительным изменениям в установленном плане обучения. Эти нововведения находили более легкий доступ в некоторые из более бедных университетов, где преподаватели, самое существование которых зависело главным образом от их репутации, были вынуждены больше считаться с новыми течениями мысли.
Но, хотя общественные школы и университеты Европы первоначально устраивались только для образования определенной профессии духовенства и хотя они не всегда достаточно усердно обучали своих учеников даже тем наукам, которые считались необходимыми для этой профессии, они все же постепенно взяли на себя образование почти всех других людей, в частности почти всего дворянства и состоятельных лиц. Это, по-видимому, лучший способ затратить с пользой продолжительный промежуток между детством и тем периодом жизни, когда человек серьезно приступает к практической деятельности, к той работе, какой ему придется заниматься до конца своих дней. Однако большая часть того, чему обучают в школах и университетах, не является наиболее подходящей подготовкой к этой деятельности.
В Англии с каждым днем все более входит в обычай посылать молодых людей путешествовать за границу сейчас же после окончания школы, не определяя их ни в какой университет. Как утверждают, наша молодежь обычно возвращается домой, много приобретя в своих путешествиях. Молодой человек, уезжающий за границу 17 или 18 лет и возвращающийся домой 21 года, возвращается старше на три или четыре года по сравнению с тем, каким уезжал за границу, в этом возрасте очень трудно не развиться и не приобрести значительных знаний за три или четыре года. За время своих путешествий он обыкновенно приобретает некоторые познания в одном или двух иностранных языках — познания, впрочем, редко достаточные для того, чтобы он мог как следует говорить или писать на них. Во всех остальных отношениях он обыкновенно возвращается более тщеславным, более безнравственным и более неспособным к какому бы то ни было занятию или делу, чем это могло бы быть, если бы он оставался дома. Благодаря странствованиям в столь юном возрасте и бесплодной затрате самых драгоценных лет жизни на самый легкомысленный разгул, вдали от надзора и контроля родителей и родственников, все полезные привы чки, какие могли в некоторой степени воспитать в нем прежние годы обучения, вместо того чтобы упрочиться, почти неизбежно утратили над ним силу или совсем исчезли. Только дурная репутация, до которой университеты позволили себе докатиться, могла сделать распространенным столь нелепый обычай, как путешествия в этот ранний период жизни. Отправляя своего сына за границу, отец избавляет себя, по крайней мере на некоторое время, от неприятности видеть своего сына шатающимся без дела, ни к чему не пристроенным и на его глазах идущим к гибели.
Таковы были результаты некоторых из современных образовательных учреждений.
В иные эпохи и у других народов существовали, по-видимому, другие программы и другие учреждения для образования.
В республиках Древней Греции каждый свободный гражданин обучался под контролем государственной власти гимнастическим упражнениям и музыке. Посредством гимнастических упражнений имелось в виду закалить его тело, развить в нем мужество и подготовить его к тяготам и опасностям войны; и так как греческое ополчение, согласно всем сообщениям, было одним из лучших, которые когда-либо существовали, то эта часть их общественного воспитания, надо думать, вполне отвечала цели, для которой она была установлена. Посредством другой его части — музыки — имелось в виду, по крайней мере по