Когда Коржаков бросил на стол Филатову субботний номер «Российской газеты», руководитель администрации президента недоумённо взглянул на начальника СБП.

– Александр Васильевич, вы хотите, чтобы я что-то прочитал в этой газетёнке? – спросил он.

– Да.

– Что-то конкретное? Любопытное?

– Исключительно интересное. Статья Кислинской «Крыша для кунака».

– Опять какие-нибудь разоблачения, судя по заголовку? – предположил Филатов.

– Вас должно заинтересовать, Сергей Александрович, – сказал Коржаков и закрыл за собой дверь.

Он едва успел зайти в свой кабинет, как раздался телефонный звонок.

– Александр Васильевич! – тяжело дыша, заговорил на другом конце провода Филатов.

– Прочитали? Понравилось, Сергей Александрович?

Статья была сенсационной. Служба безопасности президента снабдила журналистку детальнейшей информацией. В статье подробно рассказывалось о Гаврилюке и Гольдмане, однако имя Филатова не называлось. В материалах он фигурировал просто как «покровитель», но Филатов всё понял.

– Александр Васильевич, ну как же это так?

– Понравилась статейка? – сдержанно спросил Коржаков.

– Ну зачем же так обо мне? Вы плохо обо мне думаете. Это всё ложь и клевета!

– Разве?

– Я предан президенту! – выкрикнул руководитель президентской администрации.

– Сергей Александрович, по-моему, в статье нет ни слова о том, что вы не преданы Борису Николаевичу. Да я и не сомневаюсь в вашей преданности президенту. Но речь-то о другом. Разве у вас нет никаких отношений с Гаврилю-ком и Гольдманом? Или, быть может, к вам в Москву не привозили Коробейникова на утверждение, когда Гаври-люк хотел сделать его главой администрации Ставропольского края? Было такое? Между прочим, этого Коробей-никова сначала отвезли в Израиль на собеседование, а потом уже к вам направили. Неужели вас это не удивляет?

– Кислинская всё вывернула наизнанку. При чём тут израильская разведка? Вы меня в шпионы записали! Чтобы я и «Моссад»… Да никогда!

– Вы – нет, но Гаврилюк активно общается с представителями израильских спецслужб. А вы активно общаетесь с Гаврилюком. И это очень сильно дискредитирует вас, а значит, и Бориса Николаевича. Вы меня понимаете? Сергей Александрович, вы понимаете, на что это похоже?

Филатов долго молчал, громко дыша в трубку. Потом выдавил из себя:

– Там, в статье, Кислинская пишет, что будет продолжение… и что она назовёт моё имя…

– Журналисты – народ неугомонный, Сергей Александрович. А уж когда за их спиной стоит СБП, они могут себе позволить что угодно. – Коржаков говорил ровно, но Филатов не мог не услышать в его голосе угрозы.

– Знаете, Александр Васильевич, не надо продолжения.

– Без продолжения нельзя. Без продолжения народ не получит всей правды.

– Не надо продолжения… Вы хотите, чтобы я ушёл?

– Хочу.

– Я уйду. Сам уйду…

Смеляков готовил документы на Филатова с особым чувством: было удовлетворение, была радость, было даже нечто напоминающее мальчишеский восторг. Долгая и кропотливая работа принесла очередной результат, и результат был по-настоящему ощутимый. Филатов официально объявил журналистам, что уходит с должности. За ним хотел увязаться и Шкурин, но бывший руководитель президентской администрации категорически воспротивился:

– Ты что, Владислав? Ты чем думаешь? Я и так с Гав-рилюком замарался по самые уши, а ты с ним и вовсе в дружках ходишь.

– Я на время прекращу общаться с ним, – пообещал Шкурин.

– На время… А потом?

– Потом Гаврилюк станет депутатом. Пусть его оплёвывают сколько угодно.

– Нет, братец, ты оставайся здесь, если тебя новое начальство не выпрет.

– А чего меня выпирать? – обиделся Шкурин. – Я работаю хорошо.

– Я тоже работал хорошо. – Филатов взъерошил густые седые волосы. – И ты вот что… Меня это уж не касается, но ты поаккуратнее с господами из Израиля.

– А при чём тут Израиль?

Филатов только вздохнул в ответ.

Через неделю Шкурин встретился с приехавшим от Гаврилюка гонцом. Тот привёз набитый деньгами чемодан. Установленное за Шкуриным наружное наблюдение зафиксировало передачу валюты, о чём тут же был оповещён Смеляков.

Виктор немедленно связался с Коржаковым.

– Александр Васильевич, мне только что сообщили, что Шкурин получил чемодан с долларами и сейчас направляется с ним в Кремль. Судя по размеру чемоданчика, там должно быть порядка миллиона долларов.

– Откуда деньги?

– От Гаврилюка. Человека «вели» прямо от центрального офиса «ГРАСа».

– Что ж, распоряжусь, чтобы господина Шкурина приняли здесь по полной программе.

Минут тридцать спустя Владислав Шкурин вошёл в свой кабинет и попросил секретаршу принести ему чёрный кофе. Через пару минут в кабинет вошли сотрудники ФСО и СБП, с ними две женщины.

– Владислав Антонович, у вас в помещении есть чужие вещи?

– Здесь? Нет, конечно! Откуда тут возьмутся чужие вещи?

– Это тоже ваше? – Один из офицеров указал на чемоданчик, лежавший посреди стола.

– Ну да… А в чём, собственно, дело?

– Покажите, что там.

– Зачем?

– Пожалуйста, откройте его, – настаивал офицер. – У нас есть информация, что кто-то пронёс в Кремль взрывчатку.

– Какую взрывчатку! Нет у меня ничего такого!

– А что внутри?

– Я бы не хотел показывать… Но никакой взрывчатки там нет! – Шкурин повысил голос. – И вообще… На каком основании?

– Владислав Антонович, откроете сами или вам помочь?

– Сам… – Он поочерёдно щёлкнул тугими замочками и поднял крышку. – Вот.

– Доллары? Ничего себе сумма. Тут же целый миллион!

– Может быть, я не знаю.

– Так это не ваши деньги?

– Мои… То есть не мои…

– Откуда у вас такая сумма?

– Это не мои доллары… Мне сложно объяснить прямо сейчас… Но я не хотел бы, чтобы вы подумали что-нибудь такое…

– Если эти деньги не ваши, то почему же они находятся в вашем кабинете? Или это всё-таки ваш миллион долларов?

Шкурин вдруг сразу сник.

– Тут какая-то ошибка… – тихо отозвался он. – Нет… Не мои…

– В таком случае мы вынуждены изъять этот чемодан…

Шкурин едва заметно кивнул. По его лицу текли струйки пота.

Весь оставшийся день он не находил себе места и ушёл с работы рано. Технические службы зафиксировали его телефонные переговоры с несколькими абонентами в Ставропольском крае и в Москве. На следующий день он не вышел на работу, сославшись на недомогание, а к нему домой дважды приезжали какие-то люди.