в войне не будет вызывать сомнений. Поэтому большее, на что вправе претендовать шляхтич средней руки Сенявский за верность Москве, это сохранение за ним поста коронного гетмана, на который наверняка станут зариться представители более знатных родов.
В свое время польская корона предлагалась и достойным иностранцам из прославленных европейских фамилий, но они, как один, под благовидными предлогами отказались от сомнительной чести стать монархом страны, половина которой была занята шведскими, а другая половина русскими войсками [73]. Вряд ли потребуются эти либо подобные им люди царю Петру завтра, когда за русское влияние в Речи Посполитой будет сполна заплачено русской кровью, и Россия станет иметь неоспоримое право иметь в ней послушного себе короля, не обращая внимания на мнение об его происхождении и заслугах остальной Европы.
Таким королем, наиболее приемлемым для Москвы, может быть малороссийский гетман Скоропадский, чья преданность России доказана в ходе войны. Конечно, у царя Петра имеются и другие верные соратники, тот же честолюбивый Меншиков, однако у Скоропадского перед ними существует огромное преимущество — его кандидатура на королевский трон может найти в Речи Посполитой много влиятельных сторонников. Но это возможно в случае, если его женой будет она, княгиня Марыся Дольская, обладательница одной из знаменитейших в Польше фамилий и первая красавица Варшавы.
Даже если она сумеет расположить в пользу нового мужа, малороссийского гетмана, лишь треть своих бывших поклонников и любовников — а она постарается это сделать! — большинство голосов сенаторов ему обеспечено. Они же приложат силы, чтобы кандидатуру малороссийского гетмана поддержало на Сейме мелкое шляхетство. Разве он, родовой казак и потомственный шляхтич, не ближе ей по духу, воспитанию, языку, чем безродный Меншиков, скакнувший из грязи в князи, или какой-нибудь русский боярин, не связанный с Речью Посполитой ни кровью, ни семейными узами, чужой ей во всех отношениях? А если род князей Дольских к тому же выступит гарантом, что король Скоропадский клянется не сводить с шляхетством счета за события русско-шведской войны и внутренней междоусобицы, в победе малороссийского гетмана над его соперниками можно не сомневаться.
Правда, на пути заключения брака между Марысей и Скоропадским существует определенная сложность — у нее есть законный муж, у него — жена. Впрочем, от мужа она не получала известий почти три месяца, и, кто знает, не отправился ли он за это время на тот свет, получив удар казачьей пики или гусарской сабли? Если он жив и у католички княгини Дольской возникнут сложности с расторжением брака у архиепископа Гнезненского, примаса польского духовенства [74], она без раздумий примет православие и получит развод с мужем-папежником у послушного царю Петру киевского митрополита Кроковского.
Пожелает ли Скоропадский расстаться со своей Настей Марковной? А почему бы нет? Да, от Войнаровского, Орлика, Апостола и других казачьих старшин, которых она исподволь расспрашивала о жене Скоропадского, Марыся знала, что та очень красива. Ну и что? Разве страстная тяга Скоропадского к Марысе как к женщине не свидетельствует, что в роли любовницы она вряд ли уступает Насте Марковне, а это должно примирить его с утратой прежней жены. Впрочем, что за ерунда лезет в голову? Что может значить для казачьего гетмана любовь к женщине по сравнению с королевской короной? Особенно если надеть корону его заставит или, сказать мягче, посоветует царь?
Но чтобы царь мог рассматривать гетмана Украины как возможного польского короля, гетман должен быть жив. Сейчас его жизнь находится в руках Марыси, и если она еще не оставила надежду стать с помощью Скоропадского королевой Речи Посполитой, она обязана спасти его. Матка бозка, да стоит ли вообще тратить время на обсуждение этой проблемы, если с самого начала разговора с назвавшимся племянником джуры Богдана казаком было ясно, что Марыся примет в этом участие. Иначе для чего она прозябает в малороссийской глухомани среди одинаково грубых, далеких от настоящей цивилизации казаков, шведских мужланов-солдат и разношерстного отребья со всей Европы, собравшегося под знамена короля Карла в предвкушении богатой добычи в России?
Марыся выпростала руки из-под головы, села на кровати. Напрягая память, потерла виски. Чтобы помочь Скоропадскому, ей необходимо возвратиться к тому моменту разговора с казаком, когда граф Пипер сказал о капитане-перебежчике, что ему когда-то не удалось изловить птаха с царской короной на голове. Дело в том, что об офицере, охотнике за царем Петром, она слышит уже второй раз, а впервые ей стало известно о нем от Андрея Войнаровского.
Сейчас нужно поточнее припомнить все, связанное с обстоятельствами, при которых она узнала о том офицере. Это случилось на одной из вечеринок у графа Понятовского, когда тот по своему обыкновению принялся ухаживать за Марысей. Чтобы избежать его назойливых приставаний, она держалась поближе к своему второму постоянному поклоннику Андрею Войнаровскому и случайно стала свидетельницей поразившего ее разговора.
Отказываясь продолжать игру в карты с друзьями, казачьими старшинами, Войнаровский объяснил это тем, что ему необходимо через час быть готовым отправиться в русский тыл за «языком, на что один из игроков, сотник сердюков, заметил, что если Андрей вновь собирается идти на поиск с тем же капитаном, что обычно, он советовал бы ему воздержаться от этого, поскольку более безрассудных и рисковых офицеров, чем капитан, он в жизни не встречал. Андрей в ответ рассмеялся и отшутился, что сотник напрасно имеет плохое мнение о его напарнике-капитане, ибо тот уже перестал вести охоту за особами с царскими коронами на голове, а довольствуется обыкновенными офицерами.
Может, он сказал о капитане еще что-либо, на что Марыся тогда не обратила внимания? Вряд ли, поскольку Андрей вскоре расплатился за проигрыш и покинул вечеринку. Но если и сказал, Марыся этого уже не вспомнит — услышанный разговор врезался ей в память вовсе не из-за капитана, а потому что в результате услышанного Войнаровский предстал перед ней совершенно в ином свете, чем она привыкла о нем думать. Она считала его хвастуном, женским обольстителем, любителем карт и застолий, человеком, добивающимся успеха в жизни не личными заслугами, а благодаря покровительству дяди.
И вдруг оказалось, что этот дамский угодник и хвастун совершает поиски во вражеском тылу с офицером, которого вовсе не робкого десятка казачьи старшины считают храбрым до безрассудства, причем о своих подвигах ни разу не обмолвился хотя бы полусловом Марысе. Теперь Войнаровский воспринимался ею как молодой, красивый, умный, смелый мужчина, к тому же умеющий обращаться с женщинами и пользующийся их благосклонностью. Это были как раз те качества, которые всегда привлекали Марысю в мужчинах и благодаря которым те допускались ею вначале в избранные поклонники, а некоторые затем становились любовниками.
Иногда Марыся, ворочаясь ночью одна в холодной постели, думала, а почему бы Войнаровскому, полностью отвечающему всем ее представлениям о любовнике, не стать им? Почему она должна хранить верность Скоропадскому, находящемуся сейчас рядом с красавицей женой? С какой стати она вообще обязана быть верной какому-либо любовнику, если без зазрения совести десятки раз изменяла мужу? И тут же гнала от себя эти мысли. Как может она, глубоко порядочная женщина, даже помышлять об этом? Да, прежде она изменяла мужу, но делала это не как низкопробная потаскуха, а как воистину порядочная женщина: спала лишь с мужчинами, чьи родовитость и положение в обществе делали честь их семье, не скрывала этого от мужа, унижая себя и его гнусной ложью, заботилась о благосостоянии семьи, не транжиря денег на любовников, а, наоборот, принося в дом их подарки, проявляла чуткость и заботливость о хорошем настроении мужа, не желая вступать с ним в пошлые объяснения по поводу своих любовников. Разве это не порядочно по отношению к мужу и не благородно по отношению к чести их семьи и роду князей Дольских?
Поэтому если раньше никто не мог упрекнуть ее в непорядочности к мужу, точно так никто не должен усомниться в ее порядочности как сегодняшней любовницы гетмана Малороссии и завтрашней жены короля Речи Посполитой. Жена-княгиня, которых десятки в Польше, может позволить витать вокруг своего имени всевозможным пересудам и сплетням о своих отношениях с мужем и любовниками, но жена-королева, единственная в этом роде женщина в Речи Посполитой, обязана быть вне всяких подозрений. Вот почему она, являясь еще княгиней Марысей Дольской, должна уже сегодня заботиться о безупречной репутации будущей королевы Марины Скоропадской.
Разве хорошо поступит она с влюбленным в нее по уши Войнаровским, к которому неравнодушна последнее время и сама, явившись в нему лишь для того, чтобы с помощью женской хитрости выведать сведения, нужные для спасения своего любовника? Но, милый Анджей, она вовсе не бессердечна и, как
