– Мои планы изменились, блин, я решил сегодня пить более дорогую водку, дешевая мне надоела, пора подумать о здоровье.

Я приношу триста рублей, отдаю их Сидорову и спрашиваю:

– Слава, а когда Галкин вернется?

– Не знаю, – поеживается от холода Сидоров. – Уехал он вчера, значит, дня три-четыре не будет.

Я возвращаюсь в комнату, беру дипломат и иду в кухню. Александра сидит там за столом, обхватив голову руками, и ноет:

– Скорее нет, чем да.

– Я сразу же это поняла, один разочек взглянула и поняла, что это мертвец… Боже мой, вечер так шикарно начался и так страшно-неприятно заканчивается, мне сегодня будет не уснуть, ты должен остаться у меня. А что у тебя в руке?

– Он стоял рядом с трупом. Этот дипломат мне вручил сегодня мой бывший одноклассник Генка Громов, потом его у меня забрали, и вот теперь он опять вернулся, это фантастика… Второй раз за сегодня этот кейс оказывается у меня. Видимо, перестрелка была из-за него. Похоже, в нем что-то очень ценное.

– И что мы будем теперь делать?

– Для начала выпьем. Нам все время мешают это сделать.

Мы возвращаемся в комнату, садимся на диван, я беру бокал и чувствую, что меня сильно трясет, словно алкоголика во время похмелья, судя по всему, я здорово переволновался. Я говорю:

– Сашенька, меня трясет, словно внутри работает вибратор.

Моя любимая прижимается ко мне:

– Игорек, а во мне работает, наверное, сразу десять вибраторов, и я боюсь пролить вино.

Александра трясущейся рукой поднимает свой бокал, и мы, не чокаясь, выпиваем до дна, я наливаю по второй, и Александра спрашивает:

– А что мы будем делать с трупом? Если приедут стражи порядка, то они заберут и чемоданчик, нам надо посмотреть, что в нем.

– Посмотрим. А от трупа я избавился, сосед Сидоров за триста рублей помог перебросить его на балкон к Галкину, это твой сосед через балкон, а сам Галкин сейчас, кажется, на гастролях, приедет только через несколько дней, у нас есть время, чтобы разобраться с дипломатом. Стражей порядка мы вызывать не будем.

Шура пробует улыбнуться:

– Игоречек, ты все гениально рассчитал. Знаешь, вино подействовало, меня уже не колотит. – Она приподнимает дипломат и говорит: – Ого, какой тяжелый, килограммов десять будет.

– Если и не десять, то уж не меньше восьми, – уточняю я, – и если там деньги, то он забит ими до отказа. Наркотики отпадают, он был бы легче, вполне возможно, что там золото или платина.

Александра улыбается шире:

– О, золото! Игоречек, судьба подкинула нам клад, но лучше бы там были доллары, сотенные бумажки, при таком весе там должно быть не меньше миллиона. О, Игоречек! если мы станем миллионерами, то завтра не пойдем на работу, целый месяц будем бездельничать, а потом поедем в Венецию кататься на гондолах. И возьмем с собой наших девочек. Можно даже устроить их поучиться в иностранной школе, сейчас это принято у богатых.

Я снова наливаю вина и вслух размышляю:

– Вообще-то золото было бы тяжелее… А вдруг там бомба?

Александра поспешно ставит дипломат на пол, перестает улыбаться, садится рядом и говорит:

– Давай-ка лучше его выкинем от греха подальше, жили мы без денег неплохо и дальше проживем не хуже. Игорек, давай его выкинем, хотя из-за бомбы бандиты не стали бы друг друга убивать, бомбу они бы взорвали, а друг друга убивают только за большие деньги, ставлю сотню против рубля, что там не бомба. Игорек, давай скорее откроем дипломат и посмотрим, что подкинула нам судьба.

– Давай, – соглашаюсь я, – но ты на всякий случай выйди на улицу, вдруг там все же бомба.

Женщина обижается:

– Нет уж, сам выходи на улицу. Если там бомба, то мы вместе покинем этот мир, я хочу быть рядом с тобой и в радости, и в горе. А девочек наших воспитает моя или твоя мама, потому что твоя жена с пятью детьми не справится.

– Хорошо, – говорю я, кладу кейс плашмя на табурет и пытаюсь его открыть, но он не хочет открываться без ключа, которого у меня нет.

Я нахожу в шкафчике для инструментов молоток, долото и пытаюсь взломать дипломат. Но он выполнен из такого материала, который не поддается ударам молотка и долота. Простучав изо всех сил минут пять, я кладу инструмент на пол, сажусь там же и говорю:

– Бомбы там точно нет, она бы уже сработала.

Александра соглашается:

– И то хорошо. Мы еще поживем, а мне очень нравится жить.

– Мне тоже, ведь сорок лет – это треть пути.

Шура улыбается:

– Да ты нахал. «Треть пути»! У многих это больше половины.

– Но я же не многие, я не стремлюсь скорее пробежать свою дистанцию… К тому же у меня много родственников, проживших больше девяноста, а один прадед – сто два.

– А ты себе намерил сто двадцать?

– Но человек и живет столько, на сколько он себя настраивает.

– Игоречек, но я столько не проживу.

– Ничего, я буду приходить к тебе на могилку, пить водку и читать стихи Бродского.

– Фу, не люблю Бродского, лучше Блока.

– Хорошо, тогда буду читать Патрика Зюскинда, тебе же понравился его «Парфюмер».

Александра улыбается:

– Игорек, ты просто садист: на моей могиле будешь читать «Парфюмера»! Это я на твоей могиле буду пить шампанское и читать прозу Пастернака.

– Но я не люблю прозу Пастернака, я встану из могилы и надеру тебе попку. Кстати, у тебя очень завлекательная попка, и я ее просто обожаю, а когда ты стоишь на коленях ко мне задом, а к лесу передом – во мне просыпается демон страсти. Не пойти ли нам в кроватку?

– Игорек, но мы же еще не открыли этот заколдованный сундучок.

– Действительно, не открыли, его очень хорошо сделали, попробую распилить пилкой по металлу.

Я иду в прихожую, нахожу пилку по металлу, возвращаюсь в комнату и начинаю пилить. За пять минут непрерывного пиления на дипломате остается маленькая зазубринка, металл бы распилился быстрее, чем этот хренов пластик.

Александра издевается:

– Пилите Шура, пилите, они золотые.

Я бросаю пилку и говорю:

– Теперь пилить будешь ты.

– Я? – удивляется Александра. – Но я же никогда не пилила руками, только языком – своего бывшего мужа.

– Я тоже пилю второй раз в жизни, первый раз пилил когда-то на маминой даче дрова. Помню, натер на ладонях кровавые мозоли, они заживали целый месяц.

– Игорек, но я не хочу кровавых мозолей на мои красивые ручки.

– Сашенька, а в Венецию ты хочешь?

– Хочу.

– Тогда начинай пилить, мы будем менять друг друга каждые две минуты, и дело пойдет.

– Хорошо, я попробую, – соглашается женщина, берет в руки пилку, устанавливает ее в проделанный мной пропил и начинает туда-сюда шоркать.

Меня это здорово забавляет, я тоже ей советую:

– Пилите Шура, пилите, они золотые.