– Игорь, это очень серьезные люди, я не знаю, где нахожусь, меня везли с завязанными глазами, на них специальная форма, я не знаю, где они служат, но у них оружие… Игорек, я очень боюсь, миленький, соглашайся на все их требования.

В трубке снова раздается мужской голос:

– Арбатов, ровно через час, в двадцать два ноль-ноль вы приедете в главный корпус института имени Веденеева, знаете такой?

– Да, он стоит напротив Гидротехнического корпуса Политехнического университета.

– Верно. Вы отдадите охраннику свой паспорт, он позвонит нам, после чего вы пройдете на второй этаж, в комнату двести три, там вас встретит наш человек, проверит дипломат, и только после этого вы получите обратно свою любовницу. Все ясно?

– Все.

– Запомните, жизнь вашей подруги в ваших руках, и если вы сыграете не по нашим правилам, она умрет.

И мужчина кладет трубку. А я минуты три стою и слушаю гудки. До меня не совсем доходит то, о чем говорил мужчина, а когда доходит окончательно, я стучу трубкой по телефонному аппарату и кричу во все горло:

– Херовы алмазы! Пропади вы пропадом!

Да, из-за этого гребаного дипломата у меня отобрали мою единственную любимую любовницу (сейчас мне не до стиля). Господи! Это я во всем виноват, а пострадала невинная славная девочка. Ну зачем я взял у Громова этот долбаный дипломат? Мы же неплохо жили – я, две мои женщины и пятеро детей, скромно, но всего необходимого нам хватало, ведь для счастливой жизни и не нужно много. А я погнался за этим многим и остался с разбитым корытом, нет, хуже – даже без корыта (хотя Александру сравнивать с корытом не эстетично). Твою мать! Что-то надо делать, не могу же я сидеть сложа руки и покорно ждать финала. Тем более что финал предвидится не очень веселый. Я должен все хорошенько обдумать, отбросить эмоции и поразмыслить.

Так, если я сейчас пойду и расскажу все ментам, возможно, Александру они и вызволят, но в этом случае алмазы не утаить, они попадут в дело, и в результате меня отправят в тюрьму, а это не входит в мои жизненные планы, я не хочу в тюрьму, значит, к ментам я не пойду. Есть другой вариант: я беру дипломат, иду к жене Александре, и мы с ней, с нашими мальчиками и с дипломатом, набитым алмазами, уезжаем за границу. Становимся богачами и живем себе припеваючи. И маму с собой забираем. И девочек. Но что тогда будет с младшей Александрой? В этом случае она погибнет. Моя маленькая козерожка исчезнет. Нет, этого я не могу допустить, значит, я должен взять дипломат и ехать к этим мафиози, засевшим в институте Веденеева. Я там работал десять лет назад и знаю все входы-выходы, в том числе и потайные. Они наверняка об этом не догадываются, и это может стать решающим козырем в моей колоде.

Как говорит моя мама, голова дана человеку для того, чтобы было чем рисковать в критических ситуациях.

Кстати, не мешало бы посоветоваться с мамой. Я звоню маме, рассказываю ей о случившемся, и через минуту она кричит в трубку командным голосом:

– Головастик, как настоящий мужчина ты просто обязан сейчас же бежать спасать Шурочку, о ваших дочках я позабочусь, беги и спасай свою женщину, потому что кроме тебя ей никто не поможет, а милицию в это дело лучше не впутывать, потому что они вначале действуют, а потом думают, а это может привести к катастрофе, беги и побеждай, и поспеши, головастик, ведь время сейчас играет против тебя! О твоих мальчиках я тоже позабочусь.

Мама вешает трубку, а я смотрю на часы и вскакиваю с табурета. Черт возьми! Через полчаса мне нужно быть в назначенном месте.

Я вытаскиваю из посудного шкафчика чистый стакан, наполняю до верха водкой, что принес с собой, залпом выпиваю и чувствую, как внутри меня разгорается адский огонь. Я хочу его погасить и наливаю второй полный стакан, выпиваю, закусываю маленьким огурчиком. Нужно минут пятьдесят, чтобы дойти пешком от моего дома до института Веденеева, значит, бегом я уложусь в полчаса. В двадцать два ноль- ноль меня ждут. Я быстро надеваю верхнюю одежду, сую в карман куртки недопитую наполовину литровую бутылку, хватаю дипломат и выскакиваю из квартиры.

На улице идет снег. Людей почти нет. Я бегу в сторону Гражданского проспекта и негромко бубню: «Хорошо живет на свете Винни Пух, потому поет он эти песни вслух…» В каком-то фильме то же самое делал герой-десантник и он тогда пробежал сто восемьдесят километров, ну а мне таких подвигов совершать не надо, потому что впереди всего километра четыре. Впрочем, уже меньше. Я добегаю до Гражданского проспекта, сворачиваю направо и бегу в сторону проспекта Науки. Троллейбусы сейчас ходят редко, да я и не смог бы на троллейбусе ехать, потому что внутри меня клокочет вулкан, и если я остановлюсь хотя бы на мгновение, вулкан начнет действовать – и меня разорвет на клочки. Для меня сейчас единственно приемлемое поведение – это бежать, что я и делаю. Снег под ботинками немного поскрипывает, мороз не очень сильный.

Пробегаю мимо Муринского ручья, который в мороз не замерзает, потому что в него сливают дерьмо со всего микрорайона. Запах такой омерзительный, что через мост я бегу не дыша. Через минуту ручей позади. У Северного проспекта ко мне пристраивается рыжая колли, она виляет на бегу хвостом и приветливо лает.

А хозяйка сзади кричит:

– Назад, Альбина! Это чужой пупсик! Сейчас же вернись к маме!

Альбина, пробежав со мной метров триста, поворачивает обратно к своей «маме». А я бегу и бормочу: «Хорошо живет на свете Винни Пух, оттого поет он эти песни вслух…» Я зациклился на этих двух строчках, но выходить из этого состояния не хочу. С этой глупой песенкой действительно легче бежится. Через проспект Науки я перебегаю на красный свет светофора. Мент свистит в свой свисток. Но я не сбавляю темп. Он бежит за мной метров шестьсот, а потом отстает, видимо, оценив реально свои возможности. Еще пять минут – и я возле нужного мне института.

Ни хрена себе: выпил литр водки за полчаса и ничего; выходит, вулкан внутри меня не потушить даже литром алкоголя.

В эту минуту из-за угла здания выворачивает высокий крепкий мужчина с автоматом наперевес. Опережая мои мысли, моя правая рука резко рвется вперед и ударяет мужчину в висок. Тот беззвучно оседает в снег. Ни хрена себе я ударник! А ведь я никогда в жизни не дрался. Я вырубил крупного мужика одним ударом и почувствовал удовлетворение, внутри меня проснулся воин, который идет спасать свою любимую женщину, а может быть, так подействовала водка.

Я разглядываю лежащего. На нем пятнистый болотного цвета комбинезон. Ни себе фига! Да это же спецназовец! Выходит, мою Александру похитили не бандиты, а кто-то из государственных силовых структур, этот кто-то, очевидно, узнал про алмазы и решил ими завладеть. Я перекладываю дипломат в правую руку, подхожу к углу кирпичного здания и осторожно выглядываю. В десяти метрах начинается пожарная лестница, а рядом с ней – еще один высокий крепкий мужчина в пятнистой форме. Он стоит ко мне спиной, поэтому я спокойно выхожу из-за угла и движусь к нему. Такой наглости я от себя не ожидал. Кого я из себя корчу, супермена что ли? Надо было взять хотя бы автомат у того, вырубленного мной. Но теперь уже поздно. Услышав скрип моих шагов, охранник оборачивается, и в это же мгновение моя правая рука с дипломатом стремительно описывает дугу. Дипломат попадает опять в район виска. Второй громила вырубается также быстро и беззвучно, как и первый. Сегодня, похоже, не его день, а мой.

Как сказала бы в таком случае моя мама, даже сам Бог не обходится без насилия.

Наверное, в каждом мужчине живет супермен. И вот сегодня этот коршун во мне проснулся и расправил когти, вернее – крылья. Раз в сорок лет такое вполне вероятно, почему бы и нет. А возможно, все дело в водке. Когда человек выпивает целый литр и не падает под стол, а чувствует внутри себя горение и рвется в бой, тогда обычный средний человек начинает творить чудеса: Александр Матросов закрывает грудью амбразуру дота, а Александр Суворов с товарищами переходит через Альпы в непогоду, а может быть, все наоборот. В теперешнем состоянии я плохо помню исторические факты. Впрочем, я плохо их помню и в трезвом состоянии.

Я быстро поднимаюсь по пожарной лестнице на второй этаж, хотя с тяжелым дипломатом лезть очень