все эвенки!

— По окончании промысла я со шхунами «Аляска» и «Мария» уйду во Владивосток и буду там добиваться помощи губернатора, — решил Лигов. — Ты, Алексей, зиму проведешь здесь.

— Согласен. — Северов одобрил план друга. — Мы здесь спокойно проведем зиму без тебя.

— А теперь спать, — поднялся Лигов. — Завтра рано снова в море.

…Дайльтон, спустившись в вельбот, угрюмо молчал, но едва оказался на палубе своей шхуны, как накричал на капитана, требуя быстрее выходить в море. Нет, он ничего не опасался. Его просто охватило бешенство, вызванное неудачной поездкой к Лигову.

Все расчеты были спутаны. Так хорошо продуманная схема оказалась бесполезной. Неужели через год-два ему придется отказаться от богатого Шантарского моря, смириться с тем, что здесь тысячи долларов будут литься в чужой карман?

Дайльтон быстро шагал по каюте, разбросав кресла. Чутьем опытного дельца он понимал, что Лигов может в конце концов своей настойчивостью привлечь в Петербурге, Иркутске и Владивостоке внимание к положению у Шантарских островов, к нахождению здесь иностранных китобоев, и тогда власти будут вынуждены прислать сюда военные корабли…

Потерять Шантарское море? Нет. Дайльтон без боя его не отдаст! Если же Лигов действительно будет ему мешать, тогда…

Дайльтон взглянул на свою руку, сжатую в кулак. Он раскрыл его. На ладони лежала раздавленная сигара. Среди черно-коричневой массы светилось кольцо облатки с маркой лучшей табачной фабрики Гаваны.

Дайльтон подошел к иллюминатору и швырнул раздавленную сигару в воду. Потом долго смотрел на темное ночное море, журчащее у бортов шхуны. «Генерал Грант» быстро шел к острову Большой Шантар.

Осень в Приморье выдалась поздняя, теплая, золотистая. Уже наступил октябрь, а тайга, покрывавшая склоны сопок, круто спускавшихся к бухте Золотой Рог, мыс, на котором поселился первый купец Чуркин, горели багрянцем кленов, широких и шершавых листьев дикого винограда. Молодо, свежо зеленели пихта и кедр. В прозрачном чистом воздухе серебристыми нитями проплывали паутинки.

Владислав Станиславович стоял у раскрытого окна своего кабинета и, перебирая брелоки на цепочке часов, любовался густой и в то же время нежной синевой бухты, густой тайгой. На полном, еще более округлившемся лице Ясинского было выражение удовлетворения. Нет, он не ошибся, когда решил переселиться в этот далекий, еще мало кому известный край: Пусть кругом непроходимые леса, полные дикого зверя; часто по ночам до жителей нового русского порта Владей Востоком доносится рык тигра, а днем нередко на узкие, в колдобинах улицы выскакивает мелкое зверье, а то пронесется, закинув на спину ветвистые рога, с глазами, налитыми кровью, пятнистый олень, красивое, грациозное животное — олень- цветок, как зовут его китайцы с присущим им поэтическим восприятием природы; пусть рано засыпает маленький поселок, а по воскресеньям царит скука — Владислав Станиславович видит его будущее. Полные цепкие пальцы крепче сжимают брелоки на золотой цепочке. Золотом, большим золотом обещает отплатить эта земля за свое пробуждение. Прошло всего несколько лет, как высадился на этом диком берегу прапорщик Комаров, а сейчас уже пролегли улицы, правда, еще с невыкорчеванными корнями деревьев, строятся дома — не только деревянные, но и кирпичные; выстроил себе уютный двухэтажный домик и Ясинский, из кирпича, выписанного из Голландии; все больше прибывает сюда людей — меньше из России и больше из других стран: Германии, Китая, Голландии… Не проходит и дня, чтобы в порту не бросило якорь какое-нибудь судно. «Самая удобная стоянка для кораблей на западном побережье Тихого океана», — вспомнились Ясинскому слова американского корреспондента, побывавшего недавно во Владивостоке.

Ясинский улыбнулся. На том же судне, на котором прибыл корреспондент, пришло Владиславу Станиславовичу и письмо от Джилларда. Советник президента китобойной компании сообщал, что Дайльтон весьма доволен качеством товара, полученного от него и что, возможно, он, Джиллард, в ближайшее время будет иметь удовольствие беседовать с Ясинским о новых коммерческих делах.

Какие это новые коммерческие дела? Ясинский задумался. Уже не раз он ломал над письмом голову, но ответа не мог найти. Что может принести ему встреча с Джиллардом — убыток, неприятности или новые возможности получения прибылей? Откуда? Фрахт судов он держит в своих руках, так же как и снабжение береговых поселений товарами, как и продажу опиума китайским поселенцам. Слава богу, что англичане приучили их курить маковый сок. Это дает неплохую прибыль Ясинскому. Перепродажа китовой продукции Лигова идет без всяких затруднений. Так зачем же все-таки собирается сюда Джиллард?

Впрочем, не стоит напрасно беспокоиться. Поживем — увидим. Во всяком случае ему опасаться нечего. Сейчас Владислав Станиславович — один из уважаемых жителей нового поста, который вот-вот будет объявлен городом.

Ясинский скользнул взглядом по кораблям, стоявшим в бухте, и задержался на высоких мачтах клипера «Иртыш». Это напомнило ему о лейтенанте Клементьеве. Клипер вернулся из длительного крейсерства в Берингово море накануне. А уже сегодня Клементьев с полудня у него дома.

Ясинский прошелся по кабинету, остановился у стола, наклонил голову. Очень, очень хорошо, что Тамара нравится этому лейтенанту. Клементьев из старой почтенной фамилии. Впереди у него блестящая морская карьера. Владислав Станиславович улыбнулся своим мечтам. Что же? Осенью будущего года можно будет сыграть свадьбу. Годы Тамары терпят. Спешить не надо. Возможно; что кто-нибудь познатнее увлечется дочерью. Много сейчас будет приходить из Петербурга судов на Восток, много на них служит офицеров знатных фамилий…

Владислав Станиславович проверил, закрыт ли маленький сейф, подошел к двери и прислушался. В гостиной был слышен голос Клементьева. Офицер что-то рассказывал Тамаре, Кашлянув, Ясинский вошел в гостиную. Клементьев поднялся с дивана, на котором сидел рядом с Тамарой. Рослый, он за эти годы возмужал еще больше. Лицо его покрывал загар. Глаза, как всегда, смотрели прямо и честно из-под черных широких бровей.

— Сидите, сидите, — замахал руками Ясинский. — Мешать не буду. Вам, молодым, только и ворковать.

— Послушайте, папа, — заговорила Тамара, — что говорит Георгий Георгиевич. Просто не верится! Как так можно!

— Чем вы взволновали так мою Тамару? — с улыбкой спросил Ясинский, хотя ему больше хотелось узнать, когда Клементьев будет произведен в следующий ранг.

— Повествую о нашей морской жизни, о злодеяниях, которые творят иностранные браконьеры.

— Злодеяния? — Ясинский почувствовал в словах офицера что-то для себя интересное, важное.

— Иначе назвать не могу… — твердо проговорил Клементьев, и взгляд его карих глаз стал строгим, почти гневным. — Уподобляясь пиратам, совершать набеги на поселения камчадалов, учинять грабежи, разорения, на Командорских островах — побоища морских котиков…

— Ай-яй-яй! — покачал головой Ясинский, но в его возгласе не было возмущения. Этого не заметил Клементьев и продолжал:

— Китоловы по-прежнему бьют животных в наших водах. Мы крейсируем у Командор, а моржей бьют у Чукотки. Наш клипер идет на север, а в Охотское море на всех парусах спешат китоловы.

— Согласен, согласен с вами, дорогой Георгий Георгиевич, но что поделаешь? — Ясинский развел руками: — Слаба еще Россия в этих столь отдаленных местах!

— Наш командир — капитан второго ранга господин Рязанцев — составил рапорт-проект об охране богатств русских восточных вод, — сказал Клементьев.

Ясинский насторожился. Это было важно. Он жадно слушал офицера, опасаясь даже лишним движением прервать его, отвести от мысли, но Георгий Георгиевич умолк и, спросив у Тамары разрешения, закурил. Ясинский был разочарован и, не выдержав, спросил: