— Здоров, но после похорон Олега Николаевича молчалив стал. Все в каюте отсиживается.

— Стар, — вздохнул Северов. — Пора ему на берег списываться.

— Тяжело будет старику, затоскует совсем, — возразил Клементьев. — Боцман он отличнейший. Меня вот беспокоит гарпунер.

— Ингвалл, этот здоровяк? — Северов был удивлен. — Да его никакая болезнь не возьмет.

— Странный стал. — Клементьев рассказал о том, что заметил в день похорон Лигова. — Гнетет его какая-то мысль.

— Ну уж, не поверю, — засмеялся Алексей Иванович. — Разве скучает по делу, по китам.

— Может быть. — Клементьев открыл калитку во двор, не обращая внимания на то, что затянутые матовой морозной росписью окна ярко освещены.

Моряки вошли в дом и стали раздеваться. Северов, расстегивавший шубу, вдруг остановился, прислушался и сказал:

— У нас, кажется, гости.

— Поздно. Да и кому бы? — пожал плечами Клементьев. — Пахнет сигарами. И кто-то шепчется в гостиной.

Через коридор пробежала Настя в белом переднике с подносом, уставленным бокалами, за ней негр нес несколько бутылок вина.

— Джо! — позвал его капитан, но из гостиной вышла Тамара, и удивление моряков возросло еще больше.

Давно они не видели молодую женщину такой очаровательной. На ней было вечернее темное платье, которое выгодно оттеняло заметно пополневшие белые плечи и руки.

— Наконец-то! — воскликнула она радостно, в ее голосе было большое, тщательно скрываемое за внешним оживлением волнение. — Вас ждет сюрприз.

Тамара говорила громче и быстрее обычного. «Оделась, точно на бал собралась», — с удовольствием осматривая жену, отметил Клементьев. И спросил: — Какой же сюрприз? А ты восхитительна.

Он хотел обнять жену, но она уклонилась и молча указала на дверь, ведущую в гостиную. Там чувствовалось какое-то движение. Георгий Георгиевич шагнул, заглянул в гостиную, залитую светом большой лампы, и от неожиданности даже растерялся.

Секунду стояла тишина, которая, затем сменилась шумом мужских голосов, приветствий, шуток. В гостиной были почти все офицеры с клипера «Иртыш». Стол накрыт, бокалы полны шампанского.

— Вы, господа… — только и мог выговорить капитан. Тамара стояла рядом, держа его под руку. Она была счастлива. О, как много для нее значил приход офицеров! Молодая женщина боялась, как бы не расплакаться от волнения.

— Дорогой наш Георгий Георгиевич! — выступил навстречу командир «Иртыша» Рязанцев. В гостиной стало тихо. — Мы пришли, вернее, совершили корсарский набег на ваш дом! Вы скоро уходите на свой первый промысел, а до сих пор не предоставили нам случая поздравить вас и Тамару Владиславовну. — Он поднял бокал шампанского. — Позвольте от себя лично и от всех офицеров пожелать вам большого счастья и любви!

Джо подал Клементьеву и Тамаре бокалы. Офицеры наперебой поздравляли Георгия Георгиевича и его жену. Клементьеву было неловко перед бывшим командиром и товарищами. С тех пор, как Тамара стала его женой, Клементьев, не зная, как отнесутся к их не освященному церковью браку, никого не приглашал к себе в дом и избегал встреч. И вот пришли друзья, чтобы показать свое искреннее отношение. В глазах Рязанцева капитан прочитал укор: «Неужели ты в нас сомневался?» Большая благодарность к Рязанцеву наполнила сердце Клементьева. Командир «Иртыша» оставил на вахте тех офицеров, которые могли бы осудить Клементьева…

В гостиной становилось шумно. Звенели бокалы, громче звучали голоса офицеров, разогретых вином, все чаще слышался смех Тамары. Произносились тосты, на Клементьева и Северова со всех сторон сыпались пожелания:

— Чтобы ни один кит не ушел от вашего гарпуна! — Чтобы паруса всегда были наполнены ветром! — Чтобы русское китоловство процветало!

Клементьев попросил тишины и сказал: — Капитан Удача, Олег Николаевич Лигов, мечтал о том дне, когда расцветет русское китоловство в этих водах, — капитан протянул руку в сторону окон, выходящих к бухте, — когда мы будем хозяевами в этих водах и ни один браконьер не посмеет войти в них! За осуществление этой мечты — лучшей памяти о капитане Удаче!

Слова Клементьева были встречены криками «ура». Потом молодые офицеры попросили Тамару Владиславовну что-нибудь спеть. Она охотно села за рояль, и ее тонкие пальцы быстро забегали по клавишам. Все притихли. После вступительных аккордов Тамара запела романс на слова Фета:

Голос у нее был не сильный, но чистый, приятный. Моряки внимательно слушали. Клементьев волновался. Он знал, что Тамара пела о своей любви к нему. Но вот затих последний аккорд, и моряки от души аплодировали миловидной хозяйке дома и просили спеть еще, но она всех пригласила к столу.

Рязанцев сел рядом с Тамарой; Владиславовной, доставив этим ей большое удовольствие. Мрачные мысли, как и настроение, владевшие женщиной последние недели, исчезли. Ужин проходил весело, оживленно. Когда пили кофе, Рязанцев, улучив минуту, остался с Клементьевым и с Северовым наедине в их кабинете.

— Господа, — заговорил он, — охрана наших дальневосточных вод вновь ослабла. Браконьеры грабят наши богатства, бесчинствуют среди инородцев.

— Слышали прискорбную весть об отравлении стойбища тунгусов. — Северов хотел закурить, но забыл о зажженной спичке и, взмахнув ею, воскликнул: — Какими нужно быть извергами, чтобы мертвых раздеть, украсть у них последнюю рубашку…. Они хуже, чем…

Он не мог найти сравнения и жадно закурил. Рязанцев сказал:

— Ваше судно, господа, быстроходно. И я помню ваше предложение, Георгий Георгиевич, у губернатора после прихода во Владивосток…

— Мое судно к вашим услугам, — вытянулся перед командиром Клементьев, как прежде на корабле.

— Мне бы хотелось летом пройти с вами вдоль нашего побережья, — продолжал Рязанцев. — Конечно, чтобы это не было в ущерб вашему предприятию.

— Сочту за великую честь. — Георгий Георгиевич был обрадован предложением Рязанцева. — Как ты, Алексей Иванович?

— Я бы своими руками вздернул на рею пиратов! — воскликнул Северов. Он замолчал, тяжело вздохнул. Перед его глазами была Лиза. Много бы отдал Алексей Иванович, чтобы найти ее убийцу…

— Мы пойдем в Охотское море в конце июля, — решил Рязанцев.

— Есть идти в июле! — Для Клементьева слова командира Клипера звучали приказом.

Уильям Джиллард был давно убежден, что его уже никогда ничто не удивит. Поэтому он спокойно ждал прихода Тернова. В тот же день, когда советник обратился за помощью к портье, к нему явился Мишель. Потирая руки, он улыбался, выставив вперед нижнюю губу и кланяясь одной головой, говорил:

— О, господина Тернова я очень хорошо знаю, очень хорошо. Вы желаете его видеть? Я, конечно, могу разыскать господина Тернова, но потребуется много времени…

Однако золотая монета сократила это время до нескольких часов. Вечером в дверь номера Джилларда вновь раздался осторожный, но настойчивый стук. Это был тот же Мишель. Он еще нежнее