Такие спелые и такие крупные, каких он никогда не видел. Рядом стояли персиковые деревья, усыпанные золотисто-розовыми плодами. Тут же желтел виноград, сквозь темную листву видны были спелые плоды граната. Куда бы он ни обратил свой взгляд, повсюду видел он либо спелые плоды, либо удивительные цветы, которых не встречал никогда в жизни.

Где он? Как он попал сюда?

Только тут он заметил, что за ним наблюдают. Три девушки, как три дикие серны, с любопытством смотрели на него из-за куста жасмина. Но когда они увидели, что Фарид заметил их, они не убежали, как подобало бы сернам. И не устыдились, не закрыли своих лиц, как поступила бы на их месте каждая, рожденная от смертного. Они приблизились к Фариду и приветствовали его. И одна из них произнесла такой стих:

А две другие взяли лютню и запели:

И здесь словно завеса спала с его глаз, и Фарид вспомнил, что было обещано ему вчера. Он был в раю. Этот сад был раем. И девушки, что были с ним сейчас, были не дочери человека. Это были те гурии, о которых аллах вещал устами пророка своего, Мухаммеда, да будет благословенно его имя!

Едва он успел подумать это, как ветви раздвинулись и на поляну вбежали новые гурии. Одни из них несли дымящиеся яства, другие – напитки, третьи сами были прекраснее любых яств и желаннее любых напитков.

Несколько дней провел Фарид в счастье, любви и радости, а когда душу его охватило томление и он захотел погулять по раю, на другом краю огромного сада он встретил Ахмата, который попал сюда, оказывается, как и он, и вкушал здесь от тех же радостей. Гурии принесли им нарды, и они стали играть, а гурии пели им, и так продолжалось до тех пор, пока усталость не одолела рассудок и глаза их сами собой не закрылись. Когда же прошла ночь, настал другой день и они открыли глаза, они снова были в замке Аламут.

– Ну как, – спросил их Хасан, – понравилось вам в раю?

Ахмат и Фарид без слов распростерлись у его ног.

Эти двое были первыми…

Минуло время, и число тех, кто приобщился к радостям рая, стало исчисляться сотнями. Пребывание там было единственной памятью, которой они дорожили, единственным ожиданием, ради которого они продолжали жить. То, что окружало их здесь, на земле, было тягостно и уныло. Если то, что ожидает их после смерти, так прекрасно, к чему затягивать земное свое бытие?

Хасан не ожидал и не предвидел этого – один за другим его последователи стали кончать самоубийством. Те, которые остались в живых, завидовали им в их решимости. Еще бы, они вернулись туда, в райский сад, где им самим было дано побыть лишь краткое время. Нет, разуверял их Хасан, это отступники, они не попали в рай. Путь туда лежит только через повиновение ему, через смерть, принятую по его приказу.

– Так приказывай! – закричали обращенные.

И Хасан стал повелевать…

Некоторые исследователи само название ордена ассасинов связывают с арабским словом, означающим «гашиш»: когда очередного прозелита нужно было усыпить, чтобы потом незаметно перенести в «рай», помощники Хасана чаще всего использовали гашиш.

Приказы повелителя были всегда кратки – отправиться туда-то и убить того-то. Чем труднее и опаснее было задание, тем с большей радостью брались за него ассасины. Ибо что такое опасность, как не обещание желанной смерти? Совершив убийство, они даже не делали попыток убежать или как-то спастись. Когда кто-нибудь из них, совершив возложенное на него, возвращался благополучно, остальные смотрели на него, как на величайшего неудачника или, что еще хуже, как на человека неугодного и поэтому отвергнутого аллахом. Даже потерпеть провал, но оказаться убитым стражей почиталось большей удачей, чем убить, но остаться в живых самому.

У Хасана была хорошая память, но не на добро. Когда визирь Низам аль-Мульк выходил из мечети, десяток убийц выхватили кинжалы и бросились на него, смяв стражу. Узнав об этом страшном событии, султан надел одежды печали и приказал объявить траур. Это был траур не только по убитому визирю. Султан знал, что, хотя сам он когда-то и пощадил Хасана, тот не пощадит его. Люди Хасана заколют его, как только улучат минуту. Но он ошибся: бывший его министр и любимец не пролил крови своего господина. Султан был отравлен.

Новый султан решил задушить змею в ее же логове и, собрав большое войско, пошел на север, чтобы разорить проклятый замок и сровнять с землей гору Аламут. Но однажды, уже во время похода, проснувшись, он увидел у своего изголовья воткнутый в землю кинжал ассасинов. Ни многотысячная конница, ни боевые слоны, ни стража не могли защитить его. Султан понял это. В тот же день боевые трубы протрубили отбой, войско повернуло обратно.

Ни принцы, ни шейхи, ни короли не знали, кто из них окажется очередной жертвой «Старика с гор». В том, как выбирал он свою очередную жертву, не всегда можно было усмотреть какую-то логику или смысл. Но тем страшнее были эти неизвестность и неопределенность. Французский король знал, что его не спасут ни армия, ни его подданные, ни дворцовая стража. Он приказывает создать отряд личных телохранителей, и повсюду, где бы он ни был, они не отходят от него.

Когда Хасан решил, что пришло время убить одного из влиятельных французских принцев, рано весной двое ассасинов, посланных им, отправились в путь. Только осенью добрались они до провинции, которой владел принц. Купцы с Востока не были редкостью в тех местах, и на прибывших мало кто обратил внимание. Зато они обращали внимание на все. И прежде всего на то, что было связано с принцем, – где бывает он, когда к нему легче всего приблизиться, кто его охраняет. Оказалось, что подойти к принцу вплотную можно было только в соборе, куда он приезжал молиться. Тогда сначала один, а потом другой купец «раскаиваются» в заблуждениях своей магометанской веры и принимают христианство. Как все новообращенные, они необычайно ревностны. Они жертвуют собору богатые вклады, соблюдают все посты, не пропускают ни одной службы.

И все это ради одного. Ради того дня, той минуты, того мгновения, когда их жертва окажется в соборе рядом с ними, когда рука с кинжалом сможет дотянуться до нее. Этот день настал, и принц упал, обливаясь кровью, на каменные церковные плиты. Одного из покушавшихся стража убила на месте. Второго оттеснила толпа, и он затерялся в ней. Но когда он услышал, что принц еще жив, он растолкал столпившихся и на глазах у всех нанес ему последний, смертельный удар. День спустя сам он умер от изощренных пыток. Умер радостно, не сожалея ни о чем.

Имея таких людей, «Старик с гор» простирал свою страшную власть на все края известного тогда мира. Можно понять тех правителей, которые, думая обезопасить себя или расправиться со своими врагами, первыми пытались найти пути к замку на высокой горе Аламут.

Тридцать четыре года царил «Старик с гор» над подвластным ему миром. За тридцать четыре года он ни разу не покинул замка. В этом не была нужды: его глаза, уши и длинные руки были повсюду. Из года в год число его сторонников не убывало. Все новые и новые молодые люди появлялись у ворот замка, произносили условную фразу, и массивные створки тяжело приоткрывались, пропуская их внутрь. Когда какое-то время спустя эти же ворота выпускали их в мир, это были уже другие люди – это были фанатики, готовые на все.