– Вы из Берлина?

– Я живу на севере.

– Кто вы? Я имею в виду защитное алиби.

– Вы говорите со мной, как трусливый мужчина со шлюхой, – заметила Магда.

– А я и есть трусливый мужчина, – ответил Штирлиц, внезапно ощутив в душе покой, которого он так ждал все эти дни, – видимо, присутствие человека о т т у д а, подумалось ему, дало это ощущение покоя, но потом он решил, что любой человек о т т у д а, из дому, покоя не принесет; замечательно, что этим человеком оказалась женщина с податливой рукой и с гривой льняных волос, которые то и дело закрывают лицо, и тогда просвечивают угольки быстрых глаз и угадываются две быстрые, внезапные ямочки на щеках.

– Вы голодны, Магда?

– Очень.

– В нашем офицерском клубе можно неплохо поужинать, но там…

– Не надо. Здесь, в кафе, можно получить хлеб и повидло? Этого будет достаточно.

– Попробуем. О т т у д а никаких вестей?

– Я там была зимой.

– Легально?

– Во время ужасных холодов.

– Как т а м? Понимают, что вот-вот начнется?

– А на мне было осеннее пальто – в Ростоке ведь не бывает таких холодов, как т а м.

– Где вы остановились? – поняв, что женщина лгала ему, спросил Штирлиц.

– И мне пришлось купить белый теплый платок со странным немецким названием «оренбургский».

Штирлиц улыбнулся и – неожиданно для себя – убрал волосы с ее лица.

– Я не проверял вас, но вы истинный конспиратор. Браво!

– Просто, видимо, вы не очень давно занимаетесь этой работой, – сказала женщина.

– Не очень, – согласился Штирлиц. – В этом вы правы. Можно вас спросить о профессии?

– Знаете что, не кормите меня разговорами. Будьте настоящим мужчиной.

– Вот кафе, – сказал Штирлиц. – Пошли?

Хозяин стоял за стойкой, под потолком жужжали мухи, их было много, они прилипали к клейкой бумаге и гудели, как самолеты во время посадки.

«Даже растение боится несвободы, – подумал Штирлиц, – и растет так, чтобы обойти преграды. А муха в сравнении с растением – мыслящее существо: ишь как изворачивается, лапками себе помогает».

– Вы говорите по-польски? – спросил Штирлиц Магду, и хозяин при звуке немецкой речи медленно опустил голову.

– Нет.

– Кофе, пожалуйста, – сказал Штирлиц хозяину, коверкая польскую речь. – И хлеба с джемом.

– Есть только лимонад, – ответил хозяин, – прошу пана.

– А где можно поужинать?

– Видимо, в Берлине, – тихо ответил поляк.

Штирлиц, оглядевшись, позволил себе улыбнуться – в кафе не было посетителей.

– Вы знаете адрес, где можно хорошо поужинать? Я уплачу по ценам рынка.

– За такие предложения людей увозят в тюрьму, прошу пана, я не знаю таких адресов.

– Едем в центр, Магда, – сказал Штирлиц. – Придумайте, где я мог вас встречать раньше: ужинать придется в нашем клубе.

– Что за клуб?

– Немецкий, – сказал Штирлиц, распахнув перед женщиной дверь.

– Это ненужный риск.

– Я рискую больше, чем вы.

– Неизвестно.

– Известно, – вздохнул Штирлиц.

– Вы могли встречать меня в Ростоке. Я преподаю там французский язык в женской школе. Если вы знаете Росток, то…

– Знаю. Но я не хожу в женские школы.

– Вы могли забрести на пляж.