поддержке Сталиным пьесы «Дни Турбиных». Следовательно, у Булгакова были все основания считать покровительство генсека (если не самому писателю, то пьесе) вполне реальным. В то же время Булгаков ощущал все нарастающее давление со стороны ОГПУ, Главрепеткома, прессы. Невольно в его мыслях мог возникнуть четкий водораздел между вождем, с одной стороны, и органами политического сыска, Главрепертко ма, прессы – с другой.
Воланд по внешности, приемам, манере поведения, да и по некоторым по ступкам (искушает Иванушку разметать изображенный на песке образ Спаси теля) напоминает «лукавого». Но по существу, по самой своей сути, он – явле ние сугубо положительное, ибо по ходу действия романа выявляет и наказы вает людей, творящих зло. Само его появление в «красной столице» связано с тем, что город этот перенасыщен злыми делами и помыслами. И главной задачей Воланда (в ранних редакциях романа) было уничтожение Москвы (путем сожжения) как средоточия человеческой мерзости. И хотя в последу ющих редакциях Булгаков смягчает, по цензурным соображениям, свой пер воначальный замысел (полное уничтожение города заменяется сначала силь ным пожаром, а затем поджогами отдельных зданий), в отношении отдель ных персонажей романа писатель даже ужесточает свою позицию: Воланд жестоко казнит руководителя Союза писателей богоборца Берлиоза, шпио на-осведомителя барона Майгеля. То есть казнит тех, на кого, по традицион ной логике (в случае если бы Воланд выполнял свойственные ему функции), он должен был бы опираться и действия кого должен был приветствовать. И наказывает Воланд, опять-таки, именно тех, кто действует в этом мире по законам «лукавого»: председателя жилтоварищества взяточника Босого, пья ницу и развратника Степу Лиходеева, лгуна и хама Варенуху, буфетчика-во ришку Сокова, авантюриста Поплавского, доносчика Алоизия Могарыча и т.п. А помощники Воланда наделяют Маргариту сверхъестественными спо2 М. Булгаков собностями, чтобы она с их помощью смогла устроить погром в жилищах пи сателей и критиков, ранее беспощадно травивших ее возлюбленного… Сло вом, Воланд и его «шайка» осуществляют в Москве те действия, которые же лательны были… автору романа.
Важно также подчеркнуть, что Воланд высказывает (в разных редакциях ро мана) такие мысли и соображения, которым можно только удивляться, ибо они указывают на высокие нравственные критерии, по которым «консультант» ме рит мир земной. И дело не только в его высказываниях по поводу отдельных от рицательных явлений и персонажей («Рассказывают, что у вас суд классовый?»; «Я вообще не люблю хамов…»; «…достаточно одного взгляда на лицо Хустова, чтобы сразу увидеть, что он сволочь, склочник, приспособленец и подхалим»), но и в обобщающих оценках «московского народонаселения». Частично они со держатся в ответе Воланда на вопрос Берлиоза о правдивости евангельских сви детельств по поводу криков иудеев «Распни его!» в одной из ранних редакций романа. «Такой вопрос в устах машинистки из ВСНХ был бы уместен, конечно, но в ваших!.. Помилуйте! Желал бы я видеть, как какая-нибудь толпа могла вме шаться в суд, чинимый прокуратором, да еще таким, как Пилат! Поясню, наконец, сравнением. Идет суд в ревтрибунале на Пречистенском бульваре, и вообрази те, публика начинает завывать: «Расстреляй, расстреляй его!» Моментально ее удаляют из зала суда, только и делов. Да и зачем она станет завывать? Решитель но ей все равно, повесят ли кого или расстреляют. Толпа, Владимир Мироно вич, во все времена толпа – чернь…» Но вот в беседе с буфетчиком-мошенни ком Воланд задает несколько «интересных» вопросов, среди которых и такой «наивный»: «Скажите, в Москве есть мошенники?» И когда буфетчик на это «криво и горько улыбнулся», Воланд вскричал: «Ах, сволочь-народ в Москве!» И затем в сеансе черной магии (в ранних редакциях – белой магии!) «незнако мец» задает присутствующим в зале главный свой вопрос: «Изменились ли эти горожане внутренне, э?» И чуть позже, когда над «горожанами» уже проведены соответствующие опыты, сам и отвечает на этот сакраментальный вопрос: «Алчны, как и прежде, но милосердие не вытравлено вовсе из их сердец. И то хорошо». Следует заметить, что ответ этот в различных редакциях романа зву чит по-разному, смягчаясь последовательно от редакции к редакции, но перво начальный смысл его все-таки сохраняется: «московское народонаселение» нравственно не улучшилось. И об этом же свидетельствует неожиданно проник новенная реплика Воланда после услышанной им просьбы Маргариты вернуть ей ее возлюбленного: «Я никак не ожидал, чтобы в этом городе могла существо вать истинная любовь…» Более уничтожающей характеристики главному горо ду страны и его обитателям вряд ли можно придумать.
Итак, Воланд фактически выступает в романе обличителем пороков, ис коренителем зла и защитником нравственности. Можно ли после этого удив ляться следующему диалогу между «Неизвестным» и Берлиозом:
«- Должен вам сказать, – заговорил Владимир Миронович, – что у вас не дурные знания богословские. Только непонятно мне, откуда вы все это взяли.
– Ну, так ведь… – неопределенно ответил инженер, шевельнув бровями.
– И вы любите его, как я вижу, – сказал Владимир Миронович, прищурив шись.
– Кого?
– Иисуса?
– Я? – спросил неизвестный и покашлял: – Кх… кх, – но ничего не отве тил».
Вот такого «лукавого», любящего Христа (!), создал Михаил Булгаков. И конечно, такому важному и в высшей степени своеобразному персонажу можно было вложить в уста самые сокровенные свои мысли.
Кстати, и другие герои романа (даже второстепенные) тоже неоднократ но высказывают авторские мысли, чаще всего обличительные. Вот идет до прос председателя жилтоварищества Поротого (Босого), уличенного во взя точничестве. Но при этом из показаний Поротого выясняется важная де таль: коммунист-то он липовый, вступивший в партию «из корыстолюбия»… Вездесущий и всезнающий Коровьев, как бы продолжая эту щепетильную те му, дает и другому коммунисту, Степе Лиходееву, удручающую характеристи ку: «Пять раз женился, пьянствует и лжет начальству». А вот представитель переродившегося духовенства, отец Аркадий Элладов, призывая заключен ных добровольно сдавать валюту государству, обосновывает это тем, что вся кая власть дается народу от Бога и что Божие – Богу, но кесарево принадле жит кесарю (то есть валюта принадлежит действующей власти). При этом Аркадий Элладов приравнял советскую власть к кесарю, что даже у дремуче темного Никанора Босого вызвало глухое негодование из-за неуместности сравнения. Подобные нравоучительные сценки разбросаны по всему тексту романа, и они, к нашему удивлению, оказываются чрезвычайно актуальными и в наше время (взять хотя бы сцену с фальшивыми деньгами во время сеанса черной магии). Но иногда автор прибегал и к грустно-озорной тайнописи. Так, повествуя о приключениях некоей мадам де Фужере – она «решила по править свои нервы и для этого съездить на два месяца в Париж к сестре… с которой не виделась четырнадцать лет», – Булгаков в деталях рассказывает о своих попытках выехать в 1934 году в отпуск за границу, чтобы «поправить свои нервы» и повидаться с братьями (проживавшими в Париже), с которы ми он не виделся четырнадцать лет. Разумеется, и попытки «мадам де Фуже ре» окончились полным провалом.
Воланд, как фигура многофункциональная, вытворяет массу антихристи анских вещей, делая все наоборот. Писатель, выбрав временем действия предпасхальные дни, тем самым предоставил Воланду широчайшие возмож ности для проявления своей «дьявольской» сути перевертыша в антихрис тианской ритуалистике, что особенно хорошо просматривается на великом бале у сатаны.
Но все это придумано, как мы уже отмечали, опять- таки для «похожес ти» – чтобы Воланд хотя бы в чем-то походил на дьявола, хотя, надо заме тить, и в этой части Булгаков весьма вольно и своеобразно толкует демоничес кую ритуалистику, поскольку не она для него главное. Главная задача Воланда, по мысли писателя, – борьба со злом, хотя бы и в рамках формулы: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».
Разумеется, такая идея (гениальная и сомнительная в одно и то же время) могла возникнуть у писателя только в состоянии, близком к отчаянию. И это подтверждается множеством фактов, которые мы уже приводили (травля, слежка, доносы, допросы). И сам писатель не скрывал своего состояния. Об ратим внимание на концовку процитированного письма к М.Горькому: «…мне не к кому обратиться…» Чуть позже Булгаков писал своему брату Николаю: «Защиты и помощи у меня нет».
Так где же искать защиту и помощь? Ответ вроде бы дан в романе: «Конеч но, когда люди так несчастны, как мы, они ищут спасения у трансцедентной силы…» То есть у выдуманного «спасителя» Воланда… Между тем писатель по нимал и ощущал каждый день, что сотворенный им защитник несчастных, вроде бы дьявол, не может победить дьявола подлинного, установившего в России свои порядки. Но отнять у него возможность «разговаривать наеди не с самим собою» могла только смерть…
Сбылось предсказание архиепископа Сан-Францисского Иоанна о том, что роман «Мастер и Маргарита» будет в центре внимания писателей, крити ков, публицистов и ученых… «О книге Булгакова будут писать, – подчеркивал архиепископ. – И о ней нелегко будет писать тем, кто станет писать» (пре дисловие к изданию: М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Париж, 1967. С. 9).
Мудрый архиепископ намекнул и на причины, которые будут препятст вовать ясному и однозначному пониманию содержания романа. Первая из них – воля самого писателя («Михаил Булгаков унес из этого мира тайну творческого замысла своего главного произведения»). Вторая – роман «сложный,
