носит льняную тогу с пересекающейся пурпурной перевязью (см.: Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита. Комментарий. М., 1989. С. 502). Очевидно, можно было бы привести и другие примеры литературных произ ведений, в которых их герои носят подобную или похожую одежду. Но нам представляется, что исходная мысль Булгакова о невинно пролитой Пила том крови появилась у писателя после прочтения им романтической легенды под названием «Последние дни жизни Пилата, осудившего Христа на смерть» (издана в Киеве в 1881 г.). Эта легенда была одним из основных лите ратурных источников при создании романа «О Христе, Пилате и дьяволе» (так он иногда значился в дневниках Е.С.Булгаковой). Характерная ее осо бенность заключается в том, что повествование в ней ведется от лица Пила та. По сути, это своеобразное «евангелие от Пилата», которое, конечно, не могло быть не замечено и не оценено по достоинству Булгаковым. Так вот, в «евангелии от Пилата» есть такой удивительный фрагмент:
«Остался я сам один, и в своем растерзанном сердце чувствовал, что то, что теперь совершается, более относится к кругу Божиих велений, нежели человеческих действий. Ужасный шум из Голгофы доносился до моих ушей, ветерок, казалось, несет ко мне чувство смертной борьбы, в какой не оканчи вал жизни ни один из смертных. Черное облако покрыло башню храма, рас пространилось над городом и покрыло его черным покрывалом. Везде на земле эти страшные небесные знамения, почему, как говорят, Дионисий Ареопагит воскликнул: «Или творец мира страдает, или портится целая машина вселенной». В первом часу ночи, одетый плащом, я шел в город и… направил ся к Голгофе. Там нашел я жертву уже оконченную – жертву, которая так не давно была принесена человеческою злобою… Молча, наклонив голову к зем ле, со стыдом возвращался народ в Иерусалим, потому что виденное напол нило их души страхом и сокрушением. Стража римская прошла около меня также в молчании, хорунжий закрыл своего орла в знак печали…
С обеспокоенною душою воротился я в преториум. Приблизившись к лестнице, я, при блеске молнии, увидел себя запятнанным кровию назарянина…» (с. 25-26; здесь и далее выделено мною. – В.Л.).
Отметим также, что во вступлении к легенде имеются такие слова: «Исто рия страданий Господа нашего показывает, что Пилат не принадлежал к чис лу заклятых врагов Спасителя… Он осудил Христа невиновного, против сво ей совести. И вот она никогда не дает ему покоя» (с. 3-4).
Из недальних казарм за дворцом… – При редактировании текста писа тель стремился убрать все, что явно напоминало современность. В следую щей редакции: «От флигелей, стоящих в тылу дворца…»
С. 376…ужасная болезнь – гемикрания… – Гемикрания, от греч. hemikrania (половина черепа). Непроходящая головная боль в «половине го ловы». В России привилось французское ее название – мигрень. Булгаков многие годы страдал от этой болезни, поэтому «со знанием дела» описывал ее свойства и действие.
…вложил в нее дощечку. – В следующей редакции Булгаков исправил на более правильное: «… вложил в эту руку кусок пергамента».
С. 378…все перепутали, что я говорил… они неверно записывают за мной. – Булгаков затрагивает вопрос о «противоречиях», якобы имеющихся в Евангелиях. Противники христианства поднимали этот вопрос во все века, пытаясь посеять сомнения в отношении текстов евангельских повествова ний. В 20-е гг. богоборцы всех мастей вновь стали оспаривать достоверность евангельских текстов. Часто проводились диспуты на эту тему. С удовольстви ем в них участвовали, например А.В.Луначарский и митрополит обновленче ской «церкви» А.И.Введенский. Один из таких диспутов между ними был опубликован в брошюре: Л у н а ч а р с к и й А.В. Личность Христа в современ ной науке и литературе М.: Безбожник, 1928. Эта брошюра была тщательно изучена Булгаковым. Мы приведем из нее отрывок, который привлек внима ние писателя.
«В в е д е н с к и й…Я…должен попытаться реабилитировать Евангелия от некоторого, я бы сказал, обывательского взгляда на учение церкви о слове Божием. Оно боговдохновенно, следовательно, вы себе так представляете, что Бог, на манер лектора, диктовал, а стенографы, в виде святых апостолов, записывали…
Л у н а ч а р с к и й. Это была бы, пожалуй, лучшая техника.
В в е д е н с к и й. Но, обращаясь хотя бы к нашим стенографам (пардон, мадам), меня так много записывали, что я знаю, что и наши человеческие си лы не всегда хорошо записывают человеческую речь. Так что даже если под ходить к апостолам как к стенографам, очень может быть, что на них не сле дует сетовать более, чем на многих стенографов наших дней. Но апостолы никогда не хотели выступать в лице стенографов. Или вы думаете, что Хрис тос шествовал по Галилее, а апостолы, в виде милиционеров истории, тотчас же в протоколе фиксировали… Дело вот в чем: у нас читается: Евангелие от Иоанна, от Матфея, от Луки, от Марка, а по-гречески стоят четыре буквы – «Ката». По- гречески это значит «по»: Евангелие по Марку, по Луке, по Мат фею, по Иоанну. Вы видите, как церковь предупреждает – не стенограмма, не протокол, не мемуары… Не результат чрезвычайной следственной исто рической комиссии написан. Нет! Это поистине «по», то есть как апостолы пишут, исходя из своей психологии. Они записывали Евангелие как воспоми нания. И в Евангелиях нет противоречий, а есть субъективное восприятие. Евангелие божественно по своему духу, а не по букве» (с. 37-38).
Есть много работ, авторы которых более убедительно, нежели А.И.Введенский, доказывают, что в Евангелиях нет противоречий (см., например, того же Фаррара). Однако по Булгакову получается, что в Еван гелиях все- таки «путаница» есть, и продолжаться она будет, по его мне нию, весьма продолжительное время. Если принимать всерьез «евангелие от Воланда» как попытку писателя ревизовать основы христианства, то можно констатировать отход Булгакова от евангельских повествова ний. Но если рассматривать «евангелие от Воланда» как автобиографиче ские зарисовки писателя, то все получается логично. Общеизвестно, что политический сыск проявлял колоссальный интерес ко всему, что было написано Булгаковым или продиктовано (рассказано) им кому-либо. Дневники и некоторые рукописи писателя были изъяты органами ГПУ, а за ним самим «записывали» везде, где он только появлялся: на различ ных литературных чтениях («Никитинские субботники» и проч.) и круж ках («Зеленая лампа» и др.), в «Гудке», в театре, на вечеринках и даже в собственной квартире. Вот только один пример (лояльно-профессор ский) из многочисленных записей (от 14 марта 1936 г.):
«Статья в «Правде» и последовавшее за ней снятие с репертуара пьесы М.А.Булгакова «Мольер» особенно усилили как разговоры на эту тему, так и растерянность. Сам Булгаков сейчас находится в очень подавленном состо янии (у него вновь усилилась его боязнь ходить по улице одному), хотя внеш не он старается ее скрыть. Кроме огорчения от того, что его пьеса, которая репетировалась четыре с половиной года, снята после семи представлений, его пугает его дальнейшая судьба как писателя… В разговорах о причинах снятия пьесы он все время спрашивает: «Неужели это действительно плохая пьеса?» – и обсуждает отзывы о ней в газетах, совершенно не касаясь той идеи, какая в этой пьесе заключена (подавление поэта властью). Когда моя жена сказала ему, что на его счастье рецензенты обходят молчанием полити ческий смысл его пьесы, он с притворной наивностью (намеренно) спросил: «А разве в «Мольере» есть политический смысл?» – и дальше этой темы не развивал… В театре ему предлагали написать декларативное письмо, но это он сделать боится, видимо, считая, что это «уронит» его как независимого писателя и поставит на одну плоскость с «кающимися» и подхалимствующи ми. Возможно, что тактичный разговор в ЦК партии мог бы пробудить его сейчас отказаться от его постоянной темы – противопоставления свободно го творчества писателя и насилия со стороны власти, темы, которой он в большой мере обязан своему провинциализму и оторванности от большого русла текущей жизни» («Я не шепотом в углу выражал эти мысли». С. 37- 39).
«Записанное» – собиралось и систематизировалось в ОГПУ в «деле Булга кова». Туда же иногда попадали и «записи», которые имели совершенно дру гое предназначение. Например, там могли оказаться заметки П.С.Попова о Булгакове, поскольку Попов также находился «под колпаком». В архиве пи сателя сохранилась тетрадочка, в которой есть такая любопытная запись Н.Н.Лямина: «У меня есть чудный друг – Патя Попов, он мой старый знако мый и приятель… пишет разную галиматью (Макину биографию, например). Уже дошел до «самых корней» его происхождения…» (ОР РГБ. Ф. 562. К. 17. Ед. хр. 19). Именно «корни» более всего и интересовали «специалистов на Лубянке.
Пятнадцать лет (!) ходили за Булгаковым «добрые люди» и «записывали» каждое его слово, создавая своеобразное «евангелие от Булгакова», отрывки из которого появились в печати совсем недавно. Писатель прекрасно знал, что многие из окружения принимают участие (вольно или невольно) в созда нии его «евангелия», и боялся «искажений», «вранья» и «путаницы». Кстати, в последней редакции романа речь уже идет не о многих «тысячелетиях», в течение которых будет продолжаться «путаница», а лишь о «долгом време ни». Эта поправка весьма симптоматична.
Добавим к сказанному, что многие факты свидетельствуют о том, что при мерно в 1928 – начале 1929 гг. на Булгакова был написан донос, произведший на писателя сильнейшее впечатление (пока он не опубликован, но о его со держании можно судить по другим доносам этого страшного для писателя времени, в которых, например, были такие сведения: «О «Никитинских суб ботниках» Булгаков высказал уверенность, что они – агентура ГПУ. Об Агра нове Булгаков говорил, что он
