– Я тебя поняла, Тадек, – сказала в смятении Ирена. – Я тебя хорошо поняла.

Он решительным движением отбросил от себя вафельное полотенце:

– Ну, а теперь ближе к делу, сестра. Твоего подопечного я залатаю по первому списку. Ты заменишь мне ассистента. Помнишь, я тебя когда-то учил этому.

Удаление осколка оказалось более сложным делом, нежели предполагал Тадеуш. Он долго возился около бредившего летчика. Опытные смуглые руки сейчас не дрожали. В угрюмом молчании длилась операция. Изредка кивком головы и шепотом Тадеуш отдавал короткие распоряжения сестре:

– Иглу… пинцет… тампон… зажим.

Наконец он наложил повязку, накрыл простыней правую ногу Виктора и поднес на ладони к глазам сестры небольшой с зазубренными краями кусочек металла.

– Возьми на память, Ирена. Ты меня уверяла, что в него стреляли часовые, когда он бежал из концлагеря. Это не пуля, Ирена. Это осколок. – Помолчал и прибавил: – Зенитный.

Час спустя на старых брезентовых носилках, которые, как и многое другое медицинское оборудование, валялись в просторных комнатах дома, занятого главным хирургом эвакогоспиталя, Виктора отнесли на чердак и уложили на узкую лазаретную кровать. Он пришел в сознание, и взгляд его встретился с тяжелым взглядом хирурга. В больничном белом халате тот показался Виктору более приветливым, чем в серо- зеленом фашистском френче.

– Это вы меня отремонтировали? – прищурился Виктор. – Спасибо.

– Он муви бардзо дзенькуе, – перевела Ирена брату. Тадеуш, не улыбнувшись, качнул головой и пробормотал:

– Порекомендуй ему больше не попадать под зенитки. Ты спустишься со мной или останешься с ним?

– Останусь с ним. Только одежду свою заберу.

– Да, это не помешает, – буркнул брат. – У майора Рихарда, начальника эвакогоспиталя, я пользуюсь неограниченным доверием, о чем тебе уже говорил, но все же лучше не лезть на рожон. Если он увидит женскую одежду, пойдут расспросы. До свидания, – кивнул он раненому.

Ирена минут через десять возвратилась, неся перекинутые на руке плащ и замшевую курточку. На чердаке под нагревшейся за день крышей было душновато. От разбросанного свежего сена исходил живительный запах. Рядом с его койкой, прямо на сене, она начала молча стелить себе нехитрую постель.

– Это вы, Ирена? – негромко осведомился Виктор.

– Я, – ответила женщина и, придвигаясь, спросила: – Ну, как теперь себя чувствует пан летник? Больше не думает о смерти?

– Нет, Ирена. Я не рыжий, чтобы так легко сдаваться костлявой. Она меня со своей косой еще наждется.

– Пан Виктор, – засмеялась она тихо, – если правда, что поляки несколько хвастливы, то вы похожи на поляка.

– Вот и хорошо. Особенно если все поляки похожи па вас и на этого доктора, что меня резал, – продолжал он восторженно, – это же отличный мужик.

– Вы хотите сказать, что он хорошо удалил осколок?

– Я говорю, он вообще чудесный парень, – повторил Виктор.

Она помолчала, подавив горестный вздох. Белый камешек на ее пальце поблескивал во тьме.

– Нет, Виктор. Нет и нет. Он вовсе не отличный. Он плохой и несчастный.

– А зачем он тут?

– Он главный хирург немецкого эвакогоспиталя.

– Значит, он может предать. Сделать операцию и предать.

– Нет, Виктор. Он исполнит все, что я захочу.

– Почему вы так уверены в этом, Ирена?

– Он мой брат, Виктор, родной брат.

Она уронила голову на колени и заплакала.

Было тихо. Где-то в дальнем углу, заставленном косами, граблями и лопатами, – видно, подлинный хозяин этого дома, прежде чем уступить его временным пришельцам, заранее стащил сюда всяческую утварь – робко затрещал сверчок. Лунный свет скупыми полосками проникал сюда через небольшое незамаскированное оконце и слегка освещал женщину. Она казалась Виктору печальной. Он постарался сейчас в потемках воскресить каждую черточку ее лица и вздрогнул, осененный внезапным открытием. «Да она же красивая, – сказал он себе, – она очень красивая». Внизу раздавались глухие быстрые шаги: это доктор расхаживал по комнате из угла в угол, почти не останавливаясь, потому что шаги не затихали. Потом послышался дребезжащий телефонный звонок, шаги оборвались, и нервным хрипловатым голосом курильщика доктор произнес несколько фраз по-немецки. Вскоре Большаков уловил скрип двери и щелканье ключа – доктор ушел.

– Пан Виктор, – заговорила Ирена тихо, – вы можете мне довериться, как другу?

– Разумеется, могу. Только не называйте меня паном. Я просто Виктор, и точка. Ладно?

– Ладно. И меня зовите только Иреной.

– Условились, – согласился он. – Так о чем вы хотели спросить меня?