дороге – мертвый человек в сапогах с блестящими пряжками, в съехавшем набок завитом парике; молчащий избитый мальчик, его мать, обезумевшая от горя, разносящийся эхом стук копыт удаляющегося коня без всадника. Я, силящийся подняться – одно колено на твердой дороге; и ужас, ледяным холодом обдающий мое лицо.

Грейс Ричардсон бегом бросилась туда, где неподвижно лежал ее сын. Я двинулся следом, дыхание мое прерывалось от ужаса и напряжения. Но вскоре я почувствовал, что она успокаивается – мальчик оставался неподвижен скорее инстинктивно, чем из-за боли. Никаких следов побоев на голове у него не было – ни один из ударов не попал прямо в голову. Юный и гибкий, Луи пострадал более от страха, чем от побоев. Мать заключила его в объятия, шепча его имя.

– Ты жив, Луи? Ты жив? – восклицала она. Ее слова, ее голос рвали мне душу.

– Он жив? – услышал я свой собственный голос.

– Да, он жив, да, да, с ним все в порядке. Да, ты жив, ты жив! Луи, мой дорогой! Мой милый, милый Луи!

Со страхом в душе я вернулся к распростертому у дороги телу щеголя. Лицо его было повернуто в профиль. Тонкая струйка ало-черной крови запятнала кружевной воротник. Я попытался нащупать биение его сердца. Золотое кольцо на его пальце сильно поцарапалось о камень, который принес щеголю смерть. Когда происходят ужасные события, мы часто обращаем внимание на мельчайшие подробности.

Поднимаясь на ноги, я задел рукой синий шелковый камзол и был потрясен замечательным качеством ткани. Я попытался заставить свои мысли следовать одной определенной линии. Ум мой твердил: «Что дальше! Решай, что делать дальше!»

– Мадам! – окликнул я. – Кто он? Как вы думаете, он был один?

Луи уже поднялся на ноги и стоял, растерянный и заплаканный.

– Кто он? – снова крикнул я ей. Все во мне рвалось кричать громче и громче.

Она колебалась, потом ответила в отчаянии:

– Я не могу сказать… Я… я не знаю. Но с ним часто бывают сопровождающие.

– Сопровождающие? Они едут следом?

Теперь я понял, что она, должно быть, опасалась враждебного преследования, отсюда и ее волнение, и странное поведение, и стремление поскорее двинуться дальше, где-то укрыться. И я спросил в третий раз: «Мадам, кто он такой?» Должно быть, я чувствовал, что его имя окажется весьма значительным. Она уловила твердую решимость в моем голосе и уступила:

– Я была причиной великой распри между его родом и моим. Он надеялся стать моим мужем. Теперь, когда он мертв, нет нужды скрывать его имя. Это герцог Бервикский.

Имя это было мне знакомо: фавориты короля, собиратели милиционной армии, герои битв за рубежами страны… Я стал причиной смерти известного человека. Опасность. Смятение. Я не знал, ехать ли нам назад, туда, откуда мы выехали, или продолжать путь к моему дому.

Дело решил мальчик, Луи. Как-то странно наклонив голову набок, он вдруг сказал:

– Другие уже недалеко.

Я взглянул на его мать, как бы спрашивая – откуда он знает?

Она погладила его по голове и тихо сказала:

– Вы можете ему верить. Луи часто знает, что должно случиться.

Мы поспешили прочь от этого рокового места. Мысли мои тоже неслись во всю прыть. Поначалу, в смятении, я подумал, мы должны вернуться в гостиницу «Король Георг»: у меня не было никакого желания нарушать покой моей матушки. Потом я изменил решение. Ведь насилие было совершено не мною. Этот человек сам навлек на себя беду. У меня есть свидетели. В любом случае тот, кто его найдет, решит, что он упал с лошади. Впрочем, нет, рассуждал я, он успел вытащить шпагу, она лежит на земле рядом с его телом. Это укажет на то, что был бой… и конь его исчез. Однако, если он надеялся жениться на этой даме, почему он захотел напасть на нее и на ее сына?

Далее я подумал о безопасности – для себя, для всех нас. Это заставило меня остановиться на моей собственной гостинице. Я не мог бы спрятать Грейс Ричардсон и ее сына от отряда солдат, но я мог создать там какое-то укрытие или послать за помощью.

Кое-как мы добрались до «Адмирала Бенбоу». Луи быстро пришел в себя, а его мать не стала снова садиться в седло; я вел позвякивавшую стременами лошадь в поводу, а Луи держался за мою руку, не отпуская. Красота его матери, казалось, еще возросла, золотисто-бледный цвет лица, окрашенного румянцем волнения, стал еще лучше (если такое возможно!). И хотя мы очутились в весьма тяжких обстоятельствах, лицо этой женщины зачаровывало меня сильнее, чем прежде.

У дверей нас встретил мой работник, Том Тейлор. Когда умер его отец, матушка наняла на работу Тома. С тех пор я успел взять к нам на работу и его жену, а потом и сына, юношу лет семнадцати. Том увидел наши ссадины и расстроенное выражение лиц.

– Нас, возможно, преследуют, Том, – сказал я ему. – Боюсь, мы наткнулись на какую-то разнузданную банду.

Том отличался живой сообразительностью, хотя обычную работу выполнял со скоростью улитки. Он тотчас же отправил своего сына, Джошуа, за доктором Ливси. Потом он запер все двери на засовы, закрыл на окнах ставни и тоже запер их на засовы; трактир был пуст – едва пробило четыре часа, все пребывало в покое. Но мое сжимающееся сердце подсказывало мне, что страх и опасность снова явились в гостиницу «Адмирал Бенбоу».

У меня все еще хранились двуствольные пистолеты, которые Долговязый Джон Сильвер дал мне в тот день, когда пираты набросились друг на друга. У Тома Тейлора было собственное охотничье ружье. Жена Тома, Клара, взяла на себя заботу о Грейс Ричардсон и Луи. Когда они отправлялись наверх, я настоятельно просил их сидеть тихо, а Кларе велел сказать матушке, что вскоре объясню ей все как следует.