один человек.

Я всегда думал, что Джон, при всей преступности его натуры, хорошо ко мне относится. Кроме всего прочего, я знал, что он отдает мне должное, считая, что я спас его шкуру. Время – долгие десять лет – не смогло изменить этот мой взгляд. Теперь я намеревался испытать, верен ли он.

– Значит, ты водишь дурную компанию, Джим. – И он взглянул на меня как прежде: этот его взгляд мог либо принести покой, либо вызвать тревогу; чаще всего он приносил и то, и другое.

– Ты знаешь этого человека. Это ты привел его на судно.

Он ждал. Глаза его чуть потемнели. Он не торопил меня и не выглядел озадаченным – в этом сказывалась сила его характера.

– Мне назвать его, Джон? Или ты сам догадаешься?

Он все ждал.

– Ты не помнишь, Джон? Мы оставили его на острове.

Но он хотел, чтобы я назвал имя. Я так и сделал:

– Как имя Джозеф Тейт отзовется в твоей памяти, Джон?

Сильвер выпрямился в кресле. Глядя сейчас на него, я впервые что-то понял о нем и его характере. Говорили, что он в юности был толковым школяром и пользовался доброй репутацией. И хотя он, к сожалению, решил использовать все это во зло, он был человеком по натуре необычайно сильным, и благодаря этой натуре он мог стать, кем пожелает, и делать то, что сочтет нужным.

Он провел рукой по лицу, как человек, проверяющий, не следует ли ему побриться.

– Джозеф. Тейт.

Он произнес имя и фамилию раздельно. И повторил:

– Джозеф. Тейт.

– Он все еще живет на том острове, Джон.

И как это часто бывало раньше, как это уже случалось теперь, Сильвер меня снова удивил:

– Да. Я слышал. Мне как раз пришло в голову, что ты его имя назовешь.

Пораженный, я смотрел на него во все глаза. Остров Сокровищ лежал далеко отсюда, на юге, и все же Джону было известно, что Тейт выжил. Неужели Сильвер пытался снова попасть на остров? Или другие пытались и потерпели неудачу, но принесли домой дурные вести? Или это в нем говорила необычайная проницательность вместе с желанием выглядеть всезнающим? Может быть, у него по всему миру есть шпионы? Я оставил его слова без внимания и задал прямой вопрос:

– Какого ты мнения о Тейте, Джон?

Сильвер слегка надул одну щеку, как бывало, когда он собирался сказать что-то важное.

– Никогда мне этот Тейт не нравился. Никогда я глаз с него не спускал. Помнится, он молчун был, никогда много не говорил, а ты, Джим, сам хорошо знаешь, я не больно полагаюсь на тех, кто только сам себя слушает. Не верю я таким. Вот, возьми, например, наш доктор. Доктор, все знают, вы – человек не больно разговорчивый, только это не то же самое, что я про Тейта хочу сказать.

Он замолчал и снова задумался.

– Джим, вот тебе мой вердикт про Джо Тейта. Я хочу застолбить право повесить его своими руками, это точно. Джон Сильвер сам затянет веревку на его шее. Мне наплевать, если меня сразу после него повесят. Ну, конечно, не наплевать, это так, к слову пришлось. Нет, Джим, Тейт такой человек – хуже не бывает.

Этот взрыв гнева поразил меня своей силой, продолжительностью и резкостью выражений; я уже собирался спросить Джона, не личная ли причина – со времен еще до нашей первой встречи – кроется за этой филиппикой, когда он прервал меня, просияв улыбкой:

– А вот идет и моя леди собственной персоной! Я ее Леди Сильвер прозываю. Ты-то ее помнишь, Джим?

Так что он добился, чего хотел, в конце концов: сделал так, как обещал – укрылся в спокойной гавани вместе со своей «старой черной миссис», как он называл ее тогда, а теперь улыбался ей, глядя на нее любящим взором.

Сильвер был по-прежнему очень находчив. Он знал, как управлять ситуацией. Это положило конец нашей беседе в тот день, что оставляло единственный выбор: либо мы должны приехать еще раз, либо ему самому надо будет явиться к нам. Отвлекшим нас от беседы приходом «Леди» Сильвер, которая принесла фрукты и сласти, старый пират обеспечил себе время обдумать все, что я ему рассказал.

Теперь, когда мы знали, как Сильвер относится к Джозефу Тейту единственным, повисшим в воздухе вопросом было, как он прореагирует на Молтби. Его реакция на этого вельможу имела решающее значение для всего плана. Я чувствовал, что зло, столкнувшись со злом, должно породить пожар, во время которого «добропорядочный» Молтби станет изо всех сил держаться за свое доброе мнение о самом себе.

В ландо, по дороге домой, мы с доктором Баллантайном пытались решить, удалось ли нам заинтересовать Сильвера, и оба пришли к выводу, что мы этого не знаем. Встреча получилась любопытной, и я чувствовал, что мне следовало бы стыдиться, что я был так рад снова встретиться с Долговязым Джоном. Но стыда я не чувствовал; взволнованность, удовлетворенность тем, что мой план обладает способностью порождать вдохновение, чувство, что я имею возможность его осуществить, – таковы были обуревавшие меня эмоции, когда мы свернули на тенистую аллею у дома доктора Баллантайна.

Сильвер заставил нас ждать. И в самом деле, ожидание так затянулось, что я просил доктора Баллантайна послать ему еще одно письмо; однако в то самое утро, когда доктор запечатал пакет, явился слуга с приглашением прибыть на ланч к Сильверу на следующий день.

Во второй раз он приветствовал нас еще теплее, чем в первый. Под чудесной листвой, укрывавшей террасу позади дома, мы ели фрукты, каких я никогда раньше не видывал, и сочное мясо, напоминавшее