повлиял на лихих молодогвардейцев, они не только продолжили свое наступление, но и расширили его. Появились крепкие публикации в «Нашем современнике», «Москве», «Огоньке», даже в ряде провинциальных журналов, начали выходить боевые книги в издательстве «Молодая гвардия». Как будто и не снимали Никонова, не сердился теоретический орган ЦК «Коммунист». Русофобскую часть партийного идеологического аппарата это тревожило и даже раздражало. Так появилась известная статья фактического главы Отдела пропаганды ЦК А. Яковлева в ноябре 1972 года в «Литературной газете». Там осуждались в привычных идеологических ярлыках почти все деятели молодой еще Русской партии.
Статья эта хорошо известна, не станем обсуждать ее. Скажем только, что Яковлев в своем карьерном нетерпении совершил главную оплошность азартного картежника — допустил перебор. И переиграл сам себя. Его осторожный Брежнев сослал послом в провинциальную Канаду, а русофобское выступление не стало «линией партии», как предполагалось по замыслу.
Получилось, что Яковлев, как ядовитый скорпион, сам себя укусил, однако в либеральном лагере это восприняли совсем иначе: мол, Русская партия имела сочувствующих ей на самом-самом верху, среди членов Политбюро. Тут следует разобраться.
Ныне стало известно много достоверного из эпохи Брежнева, и не по сплетням, а по самым подлинным документам кремлевских архивов и многим достоверным воспоминаниям осведомленных лиц. И оказалось, как это часто случается в подлинной истории, что многие расхожие суждения той поры оказались несостоятельными. Например, все мы полагали в 70-х, что сухой и мрачный Суслов есть наш недоброжелатель, а внимание его помощника В. Воронцова к нам есть нечто вроде контрразведки или даже похуже. Теперь выяснилось, что мы ошибались. Михаил Андреевич никаким русским патриотом, разумеется, не был, как истинный марксист-ленинец, но как твердый советский государственник полагал, и разумно, что патриотическое начало необходимо так или иначе поддерживать. Что он и делал.
А вот «железный Шурик», как именовали А. Шелепина, выдвиженца Хрущева, никаким покровителем Русской партии не был, хотя именно это ему приписывала расхожая молва тогдашняя. Более того, ныне точно установлено, что он и его присные русской идее были совершенно чужды, партийные карьеристы, и только. Даже своему наследнику, лихому вождю комсомола в шестидесятых годах С. Павлову, он был совершенно безразличен. Зато Павлов проводил именно русскую линию. Он помогал Никонову в «Молодой гвардии», за что и поплатился. Павлов несомненно был выдающимся русским политическим деятелем, и его жизнеописание еще ждет своего автора.
Сочувствовал Русской партии и Д. Полянский, открыто помогавший отважному И. Шевцову в его трудной литературной судьбе. Крупным и твердым русским государственником был белорусский партизан П. Машеров. Из провинциального Минска он осторожно, однако исключительно твердо помогал русским патриотам в Москве. В Кремле к нему относились настороженно, избрали его в 1966 году кандидатом в Политбюро, да так и остался он в этом половинчатом состоянии почти на 15 лет. Вплоть до странной своей кончины.
Особенно тут следует сказать о Константине Устиновиче Черненко. Кажется, в ту далекую пору в Русской партии к нему относились, судя по внешности: старый, невзрачный, невнятно говорящий… Теперь- то все выяснилось, образ его высветился совсем иначе. Как второстепенное, заметим, что в брежневском Политбюро он оказался единственным человеком с гуманитарным образованием (Шелепин не в счет, он был там недолго и на дела не влиял). Но главное в ином: он твердо придерживался не только советского, но и русского патриотизма, был враждебен Суслову, но особенно — русофобу Андропову. У слабохарактерного Брежнева он служил как бы противовесом им обоим. Он издалека, осторожно помогал деятелям Русской партии, хотя решающего влияния в Политбюро не имел. А Генсеком стал уже в больном состоянии и полностью взять власть в свои руки так и не успел, умер всего лишь через год.
Учитывая все эти несомненные обстоятельства, следует тем не менее признать, что поддержка «сверху» Русской партии была весьма незначительна. Все названные лица были не политическими деятелями, а серыми аппаратчиками, не умели толком даже интриговать (в отличие от Арбатова, Бовина, Иноземцева и прочих), имели весьма слабое представление о международной политической обстановке и месте в ней СССР — России. Они не могли не проиграть своим замаскированным противникам, и проиграли, что закономерно.
Но характерно, что молодогвардейские патриоты никогда не уповали и даже не надеялись на поддержку сверху. Они действовали как истые партизаны, сами, без приказа выходили «на железку» и подрывали по мере сил и возможностей вражеские составы. Именно в таком наступательном порыве проходил третий этап Русского Возрождения — последние годы семидесятых. Крупные победы перед грядущим разгромом.
Оглядываясь назад, нельзя не поразиться удивительным успехам наших публицистов и литераторов тех лет, а также их размаху и расширению по стране. Успехи эти следует признать тем более впечатляющими, что они сопровождались непрерывными поношениями в печати. И не только от литераторов-интернационалистов, нет, русских патриотов бранили в «Правде», «Коммунисте», иных партийных изданиях. Никакого значения это все не имело. Как будто и не было никогда в СССР «диктатуры пролетариата» и не стояла у власти партия твердокаменных марксистов-ленинцев, воспитанных в духе «воинствующего атеизма»! Более того: «демократический Запад» охотно поддакивал партийной печати и тоже осуждал «русских националистов», публикуя «жареные факты», которые в целомудренной советской печати поминать было бы неудобно. И тем не менее, Русская партия наступала, завоевывая все новые рубежи.
Почему же такое стало возможным?
Тут приходится сказать слова, которыми слишком часто злоупотребляли и злоупотребляют: Русскую партию поддерживал народ. Оговоримся уж для исторической достоверности: большинство советского многонационального народа и слыхом не слыхали о книгах, статьях и делах русских патриотов. Так, но знало о том все «образованное сословие», и не только в обеих столицах. Боевые публикации замелькали в ту пору в целом ряде изданий и издательств в провинциальных центрах: Ростове, Саратове, Новосибирске, Иркутске, Петрозаводске, Вологде. Более того, за линией Русской партии внимательно наблюдал средний слой идеологических работников и средний совпартаппарат, ведь журналы выходили тиражами в несколько сот тысяч, а «Комсомольская правда», «Советская Россия» и «Человек и закон» — миллионами. Было что читать! По множеству откликов, которыми мы уже тогда располагали, народ, низовой госпартаппарат, военные и правоохранительные органы весьма сочувствовали призывам к порядку, русским корням и укреплению народной нравственности. Осмотрительное брежневское руководство о том, разумеется, ведало и не могло не учитывать в своей идеологической политике.
И учитывали. Несмотря на печатную брань в адрес русских патриотов, Брежнев, Суслов и Черненко, руководившие и внимательно следившие за идеологией, строго избегали главного воздействия советской эпохи — так называемых «оргвыводов», то есть, проще говоря, снятия и замены руководящих кадров. Попытки таких мер предпринимались партработниками разного уровня, но на самом верху это не встречало поддержки. Так дело могло бы тянуться сколь угодно долго, но резко и неожиданно сыграл тут зловредную роль мрачный, замкнутый и молчаливый шеф Лубянки Андропов.
Теперь русофобские настроения его документально выявлены и описаны, мы тут об этом говорить не станем. Важно напомнить лишь тогдашний политический контекст: через свое доверенное лицо, главного кремлевского лекаря Е. Чазова, отлично был осведомлен Андропов о тяжелом состоянии здоровья руководства Политбюро — Брежнева, Суслова, Кириленко и Черненко. Снедаемый неуемным и тайным честолюбием, он торопил свой час, а некоторые деятели Русской партии уже стали числиться в «кадровом резерве» высоких партийных подразделений. Ясно, что Андропову такое было совсем не на руку, не говоря уже про общее неприятие и русского патриотизма. И он решился на крайние меры, хотя, надо полагать, понимал, что дело это обнажит его истинную суть.
Все спецслужбы всего мира действуют только исподтишка, основной характер их деятельности — провокации, так было всегда, для чего эти органы и создаются. Приклеить к деятелям Русской партии политические обвинения было нельзя, все они искренне и открыто стояли за Советскую власть, в диссиденты не стремились, с иностранцами не якшались, взяток не брали. Андропов применил способ, который с гениальной краткостью выразил Мао Цзэдун: «Огонь по штабам!» В декабре 1980-го некий мелкий чиновник подал в партийные органы записочку, что недавно слышал, как Ганичев, один космонавт и несколько их друзей, находясь в бане, произнесли якобы некие слова о желательности… ну, несколько
