Андропова просто не оказалось тогда иной кандидатуры. В историческом смысле Черненко тут явно не повезло. Он очевидно не подходил на роль главы великой всемирной империи, был уже стар, дряхл и болен. Однако о нем, как о ближайшем соратнике Брежнева тут следует кратко рассказать.

.. Опять-таки для полной объективности нашего рассказа вернемся в то минувшее время. В пору правления Черненко автор этих строк продолжал (еще по воле покойного Андропова) досиживать под неким «домашним арестом» и вынужден был, как тогда выражались, «писать в стол». Тогда же я составил для себя некую памятную записку о правлении Черненко. Показал ее узкому кругу соратников, они в общем и целом с моими тогдашними оценками согласились. Ныне полный текст записок хранится в Рукописном отделе Государственной библиотеки (фонд 887), а здесь мы процитируем основное содержание этого теперь уже исторического свидетельства.

«Удивительные события замелькали на наших телеэкранах в последние годы! Совсем недавно там красовался впавший в младенчество Брежнев, которому чуть ли не каждую неделю навешивали очередную награду. Его сменил старый, пораженный многими болячками Андропов — неладный, неловкий и нелюдимый, он так и не успел показаться толком своему народу. Вскоре его сменил новый — рябой, косноязычный, страдающий старческой одышкой. Известно, что маленькие дети-инвалиды не понимают присущих им уродств — хромоты, кривизны, даже частичного паралича — и не страдают от них в общении с детьми здоровыми. Подобно младенцу, Черненко не ощущает своей неловкой внешности и обожает показываться по телевизору, выставляя себя на посмешище всему миру и на огорчение несчастных патриотов нашей страны.

Первые годы после Хрущева были эпохой «семибоярщины», шла подспудная борьба между умеренными сталинистами и сторонниками «разрядки». Последние были много сильнее и с мощными международными связями, и они разумеется, победили. Царство Брежнева, точнее — его подставное правление, началось лишь с начала 70-х. Теперь видно, что при Брежневе у правящей группы сложилось мощное опорное корневище, едва ли не менее крепкое, чем у Сталина. У властвующей верхушки появилась невиданная досель привилегия — «право на воровство». Бесспорно, что и в эпоху «ленинских норм партийной жизни» весьма многие любили хорошо пожить, как Зиновьев, устраивал пышные охоты Троцкий, широко сладострастничал Луначарский, примеры можно продолжить. В хрущевское время приобретательство не расширилось, но сделалось более официальным. Так, но воровство брежневское отличалось тремя новыми свойствами: возможность незаконного обогащение получил громадный круг людей — от Генсека до райкомовс-кого деятеля; приобретательство стало бесстыже явным и появилась возможность передачи уворованных благ по наследству.

«Право на воровство», как эпидемия, в немыслимо короткий срок заполыхало по всей стране. В самые последние годы более или менее вскрылись повальные хищения в Северной Осетии, на Кубани и Дону, в Узбекистане. Пришлось наказывать, снимать и даже сажать буквально «всех», затронув чуть ли не целиком то, что именуется у нас «партийно-хозяйственным активом», и даже шире, захватывая множество их челяди. Спрашивается, кто сможет поручиться, что положение обстоит лучше в других «республиках, краях и областях»?..

Правящая группа Генсека была прекрасно осведомлена об этой вакханалии воровства, не являлось секретом и острое народное недовольство, которое осенью 1981 года вызвало массовые волнения в столице Сев. Осетии городе Орджоникидзе (подавлять пришлось традиционным способом — танками). Почему же не делалось никаких попыток утишить жуткую эпидемию? Не только потому, что всесильные иноземцевы и агентовы воровали сами. Нет, «право на воровство» дало брежневской группе весьма широкую социальную опору.

Не боялась правящая верхушка народа, и события в Орджоникидзе ничуть их в этом не озадачили. Исподволь, в течение долгих уже советских десятилетий власть научилась не только властвовать, но и разделять. Опасно брожение в столице — вот почему Москва снабжается по сравнению о другими городами на порядок лучше («коммунизм в одном городе», острят советские граждане, приезжая в столицу страны за обувью и колбасой). Ленинград — вторая столица, особое положение в стране, — тоже подкармливают. Прибалтику — тоже. Прочее население может жить, как угодно, однако и тут есть подразделения. Рабочих крупнейших предприятий немножко подкармливают, ибо брожение в скученных людских массах довольно опасно. Закармливают верхушку интеллигенции, даже провинциальной, как-никак — выразители, идеологи, а в зачатке — народные трибуны в возможной перспективе.

Престарелый Черненко и черненковское Политбюро решили ничегошеньки не менять. Это полностью соответствовало интересам всех составляющих власти. Половинчатая чистка, предпринятая Андроповым, вызвала сильное, хоть и очень прикровенное, раздражение на всех уровнях правящего сословия — понятно отчего. Теперь особо беззастенчивое хапание вроде бы не допускается, но почти все ворюги, благополучно пережившие февраль 84-го, могут спать спокойно. Это «почти» — очень характерное уточнение. После смерти Рашидова началась чистка в Узбекистане, ибо рок унес верховного заступника узбекских казнокрадов. Смерть Шолохова неминуемо повлекла за собой падение ростовского Бондаренко: автор «Поднятой целины» находился в последние годы в полнейшей слабости, но кто его знает, вдруг он там вступился бы как-то за своего земляка, лучше уж не спешить; со смертью его Бондаренко лишился даже этой призрачной защиты. Итак, в двух уездах чистка продолжилась только в силу исключительных обстоятельств. Хорошо известно, что сосед Узбекистана — громадный Казахстан — прямо-таки погряз в лихоимстве, причем тамошний шеф, его бездетная супруга и их родня задают тому пример; если вдруг в обозримое время шеф преставится, всех его присных ждет дурная судьба, пока же они могут не беспокоиться и продолжать свои дела.

Черненко и возглавляемая им власть прочно оседлали страну, никаких неприятностей для них в обозримом будущем не предвидится. Какова же программа этой власти, чего они хотят, куда ведут великую империю? Оказывается, никуда. У власти есть только одна цель — царствовать вечно. А для этого прежде всего не надо проводить никаких перемен, это вызовет общественное, а то и народное движение, последствия же понятны всем.

Окостеневшая, бессмысленная марксистская догма остается по-прежнему гипсовой повязкой, сковывающей тело великой России и десятка подвластных Москве стран. При сохранении верности этой догме нельзя провести никаких, даже самых простейших и насущных преобразований. Идейная бесплодность власти бросается в глаза в дурацких документах, принятых недавно и пышно озаглавленных, как «программы», — продовольственная и энергетическая. Убогость и полная практическая бессмысленность этих текстов настолько очевидны, что их не стоит даже разбирать всерьез. К 2000 году следует увеличить производство тракторов на столько-то, выработку киловатт — на столько-то. Зачем? Может быть, надо сделать хотя бы так, чтобы трактора не ломались на другой день, а киловатты не прогорали бы напрасно? Но даже краешком эти простейшие вопросы не затрагиваются в названных «программах». Помимо прочего, бессмыслие при современной индустрии грозит опаснейшими последствиями: предполагается развивать атомную энергетику, меж тем уже в ФРГ и в Скандинавских странах все они закрыты и не будут строиться, на очереди то же в иных развитых странах. Задуматься бы хоть над чужим опытом, но…

Слепая, высохшая кляча тащит громадную телегу, заваленную самоновейшими ракетами. На облучке дремлет бессмысленный кучер — его как бы и нет, вожжи давно выпали из одряхлевших рук. Куда же тащится неуправляемая повозка? Никто не сможет предсказать этого. Положение трагическое, ибо грохот опрокинутой клади грозит сотрясти весь мир.

Ноябрь 1984».