v Отчего ты так похудел?

v По милости Вашей Светлости. Если бы Вы еще продолжали на меня дуться, я умер бы с голода. Прежде все оставляли меня в покое. А теперь едва только поднесу кусок ко рту, меня отвлекают вопросами. Не смел же я не отвечать, находясь в опале!

Но нельзя не сказать об одной непривлекательной черте характера нашего героя: Сергей Лаврентьевич был отъявленным картежником, кутилой и мотом. Он всегда был в долгах как в шелках, и при этом никогда не любил платить по счетам. Однажды это навлекло на него гнев самой императрицы. По словам ее личного секретаря А. В. Храповицкого, Екатерина II, собираясь в путешествие в Крым, исключила из своей свиты Львова, бросив: ?Бесчестный человек в моем сообществе жить не может¦. Впрочем, монархиня скоро простила Львова и в дальнейшем щедро награждала его по представлениям Потемкина. Не исключено, что Сергей Лаврентьевич был также и непременным участником оргий женолюбивого светлейшего: не случайно писатель Фаддей Булгарин назовет его потом ?известным бонвиваном¦.

Показательно и то, что именно Потемкин озаботился устройством судьбы своего любимца и подыскал ему невесту самую подходящую, ?желая доставить ему счастие в получении знатного имущества¦. Избранницей расточительного Львова стала (с подачи Потемкина) дочь богатейшего заводчика Никиты Акинфиевича Демидова v Екатерина (1772v1832), которая к тому же была младше мужа на 30 (!) лет. Причем светлейший буквально настоял на этом браке: получив поначалу отказ, князь, по словам брата невесты, Николая, ?вторично обратился... и тут уже не было средства дальше противиться в рассуждении столь сильной его возможности, и сестру мою за Львова отдали¦. Если учесть, что Николай Никитич Демидов (1773v1828) был адъютантом Потемкина и находился в зависимом от него положении, покорность брата станет понятной, хотя тот и не скрывает, что сокрушается о сестре, ?сожалея о толико несчастной ее участи¦.

Согласно завещанию отца, приданое Екатерины составило ?2264 ревизских душ крестьян Ардатовский округи (села Гремячее, Тресвяцкое, Сапоны) Нижегородского наместничества и Муромской округи (село Яковцево) Владимирского наместничества, да сверх того денег 100 тыс. рублей, бриллиантовых вещей, платья и мебелей на 30 тыс. рублей¦. Но этого мало! Николай Демидов вынужден был заплатить за своего новоиспеченного зятя Львова долг в 164 тысячи рублей! Кроме того, он и в дальнейшем вынужден был помогать семье своей злополучной сестры ?по их дошедшей крайности¦. Cсужал Львова деньгами и Потемкин, пока был жив.

Был ли Львов вполне доволен cвоей жизнью? Едва ли. Может статься, в его памяти снова и снова вставала сцена с его светлейшим патроном, когда генерал не сумел утишить его внезапный гнев. Они, по обыкновению, ужинали. Потемкин был поначалу весел, говорлив, шутил беспрестанно, но потом вдруг задумался, начал грызть ногти (что означало сильное неудовольствие) и вдруг изрек: ?Может ли человек быть счастливее меня? Все, чего я ни желал, все прихоти мои исполнялись как будто каким очарованием, хотел чинов v имею; орденов v имею; любил играть v проигрывал суммы несчетные; любил покупать имения v имею; любил строить дома v построил дворцы; любил дорогие вещи v имею столько, что ни один частный человек не имеет так много и таких редких; словом, все мои страсти выполнялись!¦. Произнеся это, князь заметно помрачнел. Львов открыл было рот, чтобы разогнать его грусть веселой шуткой, но Потемкин схватил тарелку, с силой разбил ее вдребезги об пол, и затем заперся у себя в спальне.

Cлова сии, видно, крепко запали в душу нашего героя. Через много лет, пресыщенный жизнью, Львов выскажется прилюдно почти в том же духе, что и Потемкин: ?Я бывал в нескольких сражениях, видел неприятеля лицом к лицу и никогда не чувствовал, чтоб у меня забилось сердце. Я играл в карты, проигрывал все до последнего гроша, не зная, чем завтра существовать буду, и оставался так же покоен, как бы имея мильон за пазухой. Наконец, вздумалось мне влюбиться в одну красавицу полячку, которая, казалось, была от меня без памяти, но в самом деле безбожно обманывала меня для одного венгерского офицера; я узнал об измене со всеми гнусными ее подробностями v и мне стало смешно. Как же, думал я, дожить до шестидесяти лет и не испытать ни одного cильного ощущения! Если оно не далось мне на земле, дай поищу его за облаками: вот я и полетел¦.

Хотя Сергей Лаврентьевич не был чужд изящной словесности, он говорит здесь вовсе не о парении пиитического духа. В самом деле, речь идет о преодолении им законов тяготения. В 1803 г. известный воздухоплаватель Андре Жак Гарнерен (1769v1823) с женой и дочерью удостоился приглашения в Россию. Француз получил высочайшую привилегию подняться на аэростате перед петербургской и московской публикой. За немалую мзду (2000 рублей серебром) сей воздухоплаватель согласился взять с собой в полет русского пассажира, коим и стал престарелый Львов. Одни историки считают, что император Александр I и генералитет решили выяснить возможность использования аэростатов в военных целях, и наш герой лишь исполнил их поручение. По другой, более правдоподобной, версии, Львов часто жаловался царю на отсутствие острых ощущений, и благосклонный к нему монарх пошел генералу навстречу и даже оплатил его воздушное путешествие.

Так или иначе, но 18 июля 1803 г. в шесть часов вечера при огромном стечении народа воздушный шар с Гарнереном и Львовым на борту поднялся в петербургское небо с плаца Кадетского корпуса, что на Васильевском острове. Причем, Сергей Лаврентьевич, в соответствии с торжественностью момента, облачился в парадный мундир при орденских лентах. В руке генерал держал небольшой флаг, коим, поднявшись в воздух, весело размахивал, дабы дать понять, что он не из робкого десятка. Аэростат полетел в сторону Финского залива, постепенно набирая высоту до 2500 метров. Но... v ох уж эта питерская погода! v ветер внезапно переменился, и шар вынужденно сел в районе Красного села. После приземления генерал разочарованно заметил: ?За пределами нашей атмосферы я не нашел ничего, кроме тумана и сырости: немного продрог v вот и все¦. Тем не менее Львов вошел в историю прежде всего как первый русский человек, поднявшийся в воздух на аэростате!

Небезызвестный поэт-острослов А. С. Хвостов (не путать с его двоюродным братом, героем пародий, стихотворцем графом Д. И. Хвостовым!) отозвался на сей полет едкой эпиграммой: ?Генерал Львов / Летит до облаков / Просить богов / О заплате долгов¦. Новоявленный воздухоплаватель, почувствовав себя уязвленным, так ответил обидчику: ?Хвосты есть у лисиц, / Хвосты есть у волков, / Хвосты есть у кнутов, / Берегись, Хвостов!¦.

Хотя эпиграмма Львова имела успех (она переписывалась в альбомы, а Г. Р. Державин, например, прямо переадресовал ее Д. И. Хвостову), число хулителей и недоброжелателей генерала после его вояжа в поднебесье только возросло. Зоилы преуспели в том, чтобы своими насмешками уверить часть общества, что не пристало старому военному летать по воздуху, как баба-Яга в ступе, и что никакая это вовсе не храбрость. И самое досадное, что сии толки дошли до государя, почитавшего Львова больше приятным в беседе, нежели отважным в воинских делах и опасностях. А это верноподданному генералу было особенно горько. Есть свидетельства, что, слыша худые о себе суждения, Сергей Лаврентьевич впал в глубокое уныние и со слезами говорил, что обманулся в своих надеждах. Тогда его поспешил утешить известный адмирал А. С. Шишков. Это тем более интересно, что Шишков, прочно завоевавший в литературе репутацию завзятого архаиста и старовера, вдруг взял на себя труд воспеть такое новое по тем временам дело, как воздухоплавание. Есть искус привести обширную выдержку из этого пространного письма к Львову, представляющего несомненный исторический и литературный интерес: ?Позвольте одному из почитающих Вас приятелей Ваших изъявить перед Вами свои чувства; позвольте поздравить Вас с