спиной в стену, глядя на остальных ребят, слушавших старика, молодых ребят его возраста, тянувшихся к рассказчику, ловивших каждое слово, а парни постарше кивали головами и хлопали себя по коленкам, гогоча вместе с остальными. У него что-то вертелось в голове, он только никак не мог распознать что. Что- то было общее между ним и остальными ребятами, сидевшими в камере. Постепенно до него начало доходить, что именно он чувствовал. Да, между ними было что-то общее. Однако он быстро похоронил это чувство, потому что знал, что он и, например, этот гном — небо и земля, впрочем, это относится и ко всем остальным. Он почувствовал, как защекотало в желудке и стало ломить в затылке. Он посмотрел на старика. Смотрел долго. И понял, что старикан выглядит как
По какой-то причине Гарри было не по себе всю дорогу домой. Он не мог понять, откуда это ощущение. Словно к нему возвращалась память, которую он безуспешно ворошил, и чем старательнее, тем быстрее воспоминания ускользали обратно в темноту. Он попытался направить свои мысли на забравших у них кайф и деньги полицейских, однако, как и Тайрону, другая часть его разума зациклилась на образе старика, и сколько Гарри ни тряс головой, пытаясь прогнать этот образ и снова сконцентрироваться на кинувших их мусорах, у него ничего не получалось, и он снова видел перед собой сидящего на полу старика и продолжал отворачиваться от него и кривить лицо: как можно так опуститься? Да будь я хоть наполовину таким, я бы убил себя. Тьфу! Он почувствовал отвращение. Вернувшись к Мэрион, он рассказал ей об аресте и о старикане, и она улыбнулась. Ну что ж, надо сказать, что в таких местах встреча с представителями высшего сословия маловероятна. Лицо Гарри разгладилось, и он тоже засмеялся. Мэри он помогла ему избавиться от воспоминаний о старикашке, просто кивнув и махнув рукой. Это настолько по Фрейду, что вызывает жалость. Я имею в виду насчет женщин. Ясно, что он так и не смог преодолеть свой эдипов комплекс, отчего и стал наркоманом. Таким образом, он может утверждать, что женщины ему не интересны, не признавая тот факт, что он их боится. Скорее всего, он импотент. Могу поспорить на что угодно — он импотент, и именно поэтому боится женщин. И поэтому стал наркоманом. Все это настолько на поверхности, что его просто жалко.
Гарри засмеялся. Он не знал почему, но ему стало легче от слов Мэрион. Может, это было вызвано тем, как она говорила и жестикулировала, но, как бы то ни было, образ старикашки сменило облегчение. Он продолжал улыбаться и слушать Мэрион, глядя на нее. Но больше всего меня взбесили, я серьезно, эти козлы полицейские. Типичные фашистские свиньи. Такие же ублюдки, как и те, что расстреливали студентов Кентского университета или пытали людей в Корее и Южной Африке. С уродским сознанием, которое породило систему концлагерей. Однако, если кто-то заденет обожравшийся средний класс — о-оооо, это меня просто бесит. Мы смотрим новости и видим, как людям проламывают головы дубинками, а мои родители утверждают, что ничего подобного не было или же это были дегенераты-хиппи-коммунисты. Это у них фетиш. Все — коммунисты. Если ты заговорил о правах человека и свободе, то ты сразу же становишься «комми». Они хотят говорить только о священных правах акционеров и о том, что полиция защищает нашу частную собственность... Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза на секунду, а потом посмотрела на Гарри: знаешь, если бы я им рассказала о том, что с вами случилось, они бы сказали, что этого не может быть и что я сама это выдумала. Она покачала головой: меня просто убивает, насколько слепыми становятся люди, столкнувшись с правдой. Вот она, прямо перед ними, и они не видят ее. Потрясающе. Да уж, странно. Не знаю, как это у них получается. Гарри поднялся: ладно, давай раскумарим-ся этим новым дерьмом, а потом я пойду работать.
Миновали праздники Рош-Хашана и Йом Кипур. Сара чувствовала — это будет хороший год. Она полностью соблюдала традиции Йом Кипур впервые за Бог знает сколько времени. Она даже чай не пила. Только воду. И таблетки. Она решила, что к таблеткам это не относится. Они же не еда. И еще, она получила их у доктора, так что они относились к лекарствам. Однако она постилась и каялась. Она думала о Гарри, и чувство печали захлестывало ее. Она молилась за него. Снова. Бог знает сколько раз. Она моли лась, чтобы увидеть его. После Нового года прошло несколько недель. Теперь она звонила в «Макдик Корп.» пару раз в неделю, иногда по утрам, после того как принимала фиолетовую, красную и оранжевую таблетки, запив их кофе, и говорила, что они обязаны найти ее карточку и сказать ей, в каком именно шоу она будет участвовать. Она больше не могла ждать: вы уверены, что не потеряли ее, а может, ей нужно приехать к ним и помочь найти ее? А девушка, с которой она разговаривала, просто девчонка, ужасно раздражалась и хотела накричать на нее, однако сдерживалась и твердым голосом говорила Саре, что им не нужна помощь и что она должна прекратить звонить, в конце концов, и потом вешала трубку и молилась, чтобы Сара больше им не звонила; однако вечером, приняв транквилизатор, Сара снова набирала их номер и была так обаятельна и говорила девушке: ты такая милая, куколка, у меня к тебе огромная просьба, посмотри, пожалуйста, в каком шоу я участвую, мне очень не хочется тебя беспокоить, но меня столько людей спрашивает, а ты мне как дочка, это все равно что оказать услугу своей матери, и я обещаю, что больше не буду тебя дергать, ты такая славная, — и девушка смеялась, качала головой и вешала трубку, а Сара возвращалась в свое кресло перед телевизором.
Зима пришла рано. Казалось, стояли хорошие осенние деньки, когда воздух свеж и чист, небо голубое, а облака пушистые, на солнышке тепло, а в тени прохладно. Идеальное время года. И в вдруг все
