Офисные служащие, разносчики пиццы, строители и прочие работяги были уже дома или по пути домой, когда для Гарри и Мэрион начался новый день. Стоило им открыть глаза, даже слегка, как тени, казалось, со всех сторон атаковали их, заставляя снова закрыться, и ребята со стонами ворочались, пытаясь поудобнее устроиться на узком диване и снова уснуть, однако несмотря на то, что их веки были тяжелы, а тела расслаблены, снова уснуть было невозможно, а потому они зависли где-то между пробуждением и тьмой, пока тьма не стала пугающей, и тогда они заставили тяжелые от сна тела подняться и сесть и мало-помалу сумели сориентироваться в пространстве. Гарри помассировал шею. Блин, я как будто мешки таскал. Он оттянул на груди футболку.

Да я весь мокрый. Сними ее и повесь на спинку кресла. Высохнет быстро. Пойду сделаю нам кофе. Гарри смотрел, как Мэрион идет по комнате и ее попка плавно качается из стороны в сторону. Он повесил футболку и некоторое время глядел из окна на улицу, слегка отодвинув штору. Он смотрел на уличное движение до тех пор, пока общая картинка не стала распадаться на отдельные образы, и в конце концов ему пришлось моргнуть, чтобы картинка снова слилась воедино. Он почесал голову и широко раскрыл таза. Постепенно его привлекли звуки из кухни, и, отпустив штору, он присоединился к Мэрион, которая в этот самый момент поставила на стол две чашки кофе. Как вовремя. Ага. Они пили горячий кофе и курили. Господи, я даже не помню, когда отрубился, а ты? Мэрион улыбнулась: я помню, как ты гладил мою шею и шептал мне на ухо. Гарри хохотнул: судя по тому, в каком состоянии моя рука, я делал это всю ночь. Мэрион посмотрела на него и почти смущенно сказала: это было здорово. Мне понравилось. Прошлая ночь была лучшей в моей жизни. Ты что, глумишься? Она мягко улыбнулась и покачала головой: нет. После того как я переспала с тобой полностью одетой, как я могу над тобой глумиться? Гарри засмеялся и пожал плечами: да уж. Странно, да? Но все равно здорово. Мэрион кивнула: это было прекрасно. Бля, похоже, я опять никуда не пойду ни утром, ни вечером, ни ночью, ни когда-либо вообще. Вот, держи. Мэрион протянула ему капсулу: прими, и быстро проснешься. Хм, что это? Капсула проглочена и запита кофе. Капсула декса. Можешь потом еще одну принять перед работой. Работой? А, блин, мы же собирались сегодня развозить газеты. Господи. Не переживай, к тому времени, как ты допьешь свой кофе, твое отношение к работе резко изменится. Особенно когда ты вспомнишь, зачем тебе эта работа. Гарри почесал голову: да, пожалуй. Только сейчас все это кажется невозможным. Ну и не думай об этом. Она долила кофе в чашки. Допьем и пойдем в душ. Всегда помогает. Она улыбнулась: как прогулка под дождем.

К тому времени, как позвонил Тайрон, Гарри не просто проснулся, он уже рвался в бой, Он проговорил без остановки часа два, время от времени подснимаясь с декседрина парой-другой затяжек травы. Он очень активно воспринимал музыку, его тело энергично двигалось, пальцы прищелкивали, а голова, казалось, находилась в эпицентре зарождения аккордов. Когда он мог остановить словесное извержение на время, достаточное, чтобы глотнуть кофе, затянуться сигаретой или косяком или просто сделать глоток воздуха, его челюсти продолжали ходить ходуном. У этого сукиного сына охренительный саунд, просто улет… да, чувак, давай… Гарри прикрыл на секунду глаза, ритмично кивая под музыку: ты слышишь, а? Врубаешься, как он это исполняет? Какие переходы, а? Бля! Круто… получи-ка, мамуля, ха-ха, охренеть, блин, он просто бог. Особенно когда, типа, скользит к верхним нотам — меня просто выставляет, врубись? Вроде никаких перемен в ритме, такой, типа, фанковый барабан и тарелочки и просто легкий подъем к верхним нотам, а ты уже вовсю балдеешь. Он просто гений, блин, реальный гений… Композиция закончилась, и он снова обратил свое внимание на Мэрион и кофе. Мэрион подлила ему еще. Знаешь, как только мы замутим первую партию и У нас появятся деньги, надо будет пойти в даунтаун и затусовать в каком-нибудь клубе, где хороший музон. Я бы не прочь. Мы много чего сделаем, когда денег поднимем. Мы вылезем из болота. Поставим всех на уши. Быстренько замутим эту кофейню, потом поедем в Европу, и ты покажешь мне все эти картины, о которых постоянно талдычишь. Мы даже можем снять тебе студию, чтобы ты снова занималась живописью и скульптурой. Эти кофейни сами собой будут валандаться, если мы наймем грамотных людей, а мы будем кататься по миру и посмотрим, что к чему. Тебе это понравится, Гарри. Пройти через все эти мили Тицианов в Лувре. А я всегда хотел в Стамбул поехать.

Не знаю почему, но мне всегда хотелось в Стамбул. Особенно — прокатиться туда на Восточном экспрессе. Может даже, с Турхан-беем или Сидни Гринстритом или с Питером Лорре. Блин, никак не могу его забыть. Помнишь его в «M»(«М» — фильм реж. ФрицаЛанга)? Мэрион кивнула. Мне всегда было интересно, каково это быть, ну, насильником детей. Не знаю как объяснить, но я всегда чувствовал что-то вроде жалости к этим чувакам, нет, мне и детей тоже жалко, но вот эти уроды… наверное, в этом что-то такое есть, это ж надо сначала уболтать ребенка пойти в какой-нибудь подвал, а потом заниматься с ним этим, боже… Интересно, о чем они вообще думают, ну, что у них в головах происходит? Наверное, тоскливо вот так просыпаться в одиночестве и знать, что ты это сделал… Господи. А в тюрьме все остальные заключенные ненавидят их, знаешь? Мэрион снова- кивнула. Они там как отверженные. Все их достают' а если кто-то из заключённых изобьет одного из них, то охранники закрывают на это глаза, даже если знают, кто это сделал. Они просто отворачиваются и идут в другую сторону, а в некоторых тюрьмах их еще и насилуют. Бля, это жестко. Я рад, что это не мой shtik, — он наклонился и посмотрел на Мэрион, его глаза едва не выпрыгивали из глазниц, его грудь вибрировала от учащенного сердцебиения, — я рад, что есть только мы, и никого и ничего больше, только мы, — он взял ее руки в свои и ласкал их, потом стал целовать кончики ее пальцев, потом ладони, потом крепко прижал их к губам, лаская их кончиком языка и глядя на нее снизу вверх, а она улыбалась ему губами, глазами, сердцем и всем своим существом: я люблю тебя, Гарри. Нас ждет много всякого хорошего, малышка, и мы покажем миру, кто мы такиe, я нутром это чувствую, буквально мозгом костей, что ничего такого, что мне не под силу, ничего, я сделаю тебя счастливейшей женщиной, и это не просто обещание, это факт, потому что я давно чувствую в себе нечто, что так и просится наружу, и ничто меня не остановит, и если ты хочешь луну, то считай, она уже твоя, я даже могу повернуть ее покрасивей, если хочешь. Мэрион держала его за руки и смотрела в глаза с любовью и нежностью. Я серьёзно говорю, я чувствую себя как Сирано, — и он вскочил, помахав рукой, словно в ней была шпага — где эти великаны и циклопы, я порублю их в капусту, и — раздался звонок, и Мэрион вскочила и побежала, смеясь, к двери: надеюсь, этот великан не слишком больших размеров. она открыла дверь, и в квартиру ввалился Тайрон. Гарри стоял в центре комнаты, размахивая воображаемой шпагой: и вот это называется великан? Защищайся! И он начал теснить Тайрона, который стоял, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми: мой отец был лучшим фехтовальщиком в Тель-Авиве, — и Гарри продолжал нападать, парировать, атаковать, потом упал на одно колено и нанес противнику смертельный удар: touche! Гарри поклонился, уперев руку в бок, и увел Тайрона в кухню. Мэрион хохотала. Эй, чувак, что с тобой такое? Со мной? Со мной ничего. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Отличный день. Знаменательный. День, который войдет в анналы истории как день, когда Гарри Голдфарб перевернул мир с ног на голову, день, когда я полностью и безнадежно влюблен и отдаю моей возлюбленной свое белое перо, — и он снова низко поклонился, а Мэрион, сделав книксен, приняла «перо», а он упал на колени и поцеловал ее протянутую руку. Встаньте, сэр Гарольд, королевский рыцарь Подвязки, защитник страны, мой возлюбленный принц. Бля, я ж только спросил, че с ним такое, а вы тут мне целый спектакль закатили. Мэрион и Гарри хохотали, а Тайрон стоял, словно его поддерживали невидимые нити, грозившие оборваться в любой момент. Да вы ненормальные просто. Что с тобой, Тай, ты что-то бледно выглядишь, — хохотал Гарри. Разве это не ужасно? Закрой глаза, старик, ты истекаешь кровью, — Гарри снова зашелся громким смехом, и Мэрион хихикала, качая головой. О, чиерт. Я будто попал в какой-то