— Ну да. — Он еще хрипел. Бледная копия себя, несовершенный клон, вроде все на месте, но работает плохо.
— У меня отец был солдатом.
Он с трудом сел, а она помогла ему с подушками.
— Да? В каком полку? — спросил он, неожиданно ступив в привычную и комфортную зону беседы.
— В Королевском шотландском.
— А вчера ты тут была? — спросил он. — В предыдущий день, — уточнил он.
Он гордился собой: он снова приспосабливается ко времени. Вчера, сегодня, завтра, так оно и идет, день за днем.
— Нет, — сказала девочка. — Я вас только что отыскала.
Наверное, доброволица, как посетители в тюрьме, которые навещают тех, кого некому больше навещать. (Видимо, навещать Джексона больше некому.) Может, ее армейские прислали — гуманитарная помощь.
— Вы бы истекли кровью до смерти, — сказала она.
Ее живо интересовала его кровь. В венах его текла кровь незнакомцев — это что-нибудь значит? У него больше нет иммунитета против кори? И есть предрасположенность к чему-нибудь еще? (К тому, что в крови.) В нем теперь чужие ДНК? С этим переливанием — сплошные вопросы. А девочка, — может, она тоже была донором? Да нет, слишком молода.
— Обескровлен, — произнесла она очень старательно.
— Ну да.
— Обескровлен, — повторила она. — Сангрия — от того же латинского корня, что «кровь». Кроваво- красное вино. Винно-чермное море.[132]
— Я тебя знаю? — спросил Джексон.
Ему вдруг пришло в голову, что, может, она тоже выжила в катастрофе. У нее ужасный синяк на лбу.
— Да не то чтобы. — (Яснее не стало.) — Вы будете тост? — спросила она, разглядывая неаппетитную еду, так и оставшуюся перед Джексоном.
— Объедайся, — сказал он, подталкивая к ней поднос. — Мы раньше встречались? — не отступал он.
— В некотором роде, — сказала она, запихав тост в рот.
Головная боль, блаженно отступившая, когда он проснулся, запульсировала снова.
— Вы меня не помните, да? — спросила девочка.
— Прости, не помню. Я сейчас много чего не помню. Ты расскажешь или мне гадать? У меня сил маловато гадать.
— Вы бы и не угадали. Так и гадали бы до скончания веков. — Эта мысль ее, очевидно, порадовала. Она пожевала тост, тем самым выдержав драматическую паузу, и сказала: — Я вам жизнь спасла.
— Как?
— Сделала искусственное дыхание, артерию прижала. Где поезд перевернулся. Под насыпью.
— Ты мне жизнь спасла, — повторил он.
— Да.
И он наконец понял.
— Ты тот человек, который спас мне жизнь.
— Да.
Она захихикала — уж больно медленно он соображает. Он разулыбался — никак не мог перестать. Как ни странно, он был благодарен, что жизнь ему спасла хихикающая девчонка, а не дородный профессионал.
— Они тоже что-то делали, — сказала она. — Но я вам сначала не дала умереть.
Она вдохнула в него жизнь — в буквальном смысле. Его дыхание — ее дыхание.
Что ж ему сказать-то? Понадобилось время, но в конце концов до Джексона дошло.
— Спасибо, — сказал он. По-прежнему улыбаясь.
— А хлопья? Вы будете есть хлопья?
— Поэтому, говоря строго, вы принадлежите мне.
— А? — Ее звали Реджи. Мужским именем.
— Вы мой
— Возмещение?
— Если спасете жизнь
— До чего?
— До того, как вы спасете мне жизнь. У индейцев так принято. Я в книжке читала.
— Книжки существенно перехвалены, — сказал Джексон. — Тебе сколько
— Больше, чем на вид. Поверьте мне.
Как это — он ей принадлежит? Может, он все-таки заложил душу — не дьяволу, а этой смешной недорослой шотландке?
Доктор Фостер просунула голову в дверь, нахмурилась и сказала:
— Не выматывай его разговорами. Еще пять минут, и все, — прибавила она, предъявив ладонь, будто им надо пересчитать пальцы, чтоб выяснить, сколько это — пять. — Поняла меня? — с нажимом спросила она.
— Ну знамо дело, — ответила девочка. А Джексону сказала: — Мне все равно пора. Снаружи меня ждет собака. Я еще приду.
Джексон понял, что ему гораздо лучше. Он спасен. Он спасен, ему подарили будущее. Его собственное.
Когда у тебя есть будущее, две медсестры могут напасть на тебя, выдернуть катетер без всякой анестезии и даже без предупреждения, а потом вытащить тебя из постели, и ты в своей хлипкой больничной рубахе с голой спиной заковыляешь по коридору, где тебя станут понукать «стараться пописать» самостоятельно. Джексон и не догадывался, что такая простая физиологическая функция может быть так болезненна и так блаженна одновременно. Мочусь — следовательно, существую.
Отныне он на все будет смотреть по-другому. Режим возрождения наконец-то включился. Он стал новым Джексоном. Аллилуйя.
Доктор Фостер отправился в Глостер
— «В дороге под ливень попал. Ходил он по лужам, вернулся простужен и ездить туда перестал». Наверняка ей все время это цитируют.
— Кому?
— Доктору Фостер.
