успеем.
– Так ведь позвонить можно, зачем ехать, – пожал плечами Денис. Иногда, на правах начальника личной охраны и почти друга, он позволял себе в разговоре с Владом небольшие вольности, на которые вряд ли решился бы кто-то другой.
– Можно и позвонить, – согласился Рэмбо. – У меня в последние несколько лет вообще вся жизнь – один сплошной телефонный разговор. По только не сегодня. Сегодня я должен глаза ее видеть.
– Это серьезно, – улыбнулся Фрол. – А если она спит? Рано еще. Выходной.
– Значит, разбудим. Поехали. – Невский тронул за плечо шофера. – Петрович, тормознешь где-нибудь по пути, у метро. Купим цветы.
Карету «Скорой помощи», милицейский «уазик» и толпу зевак, собравшихся возле парадного подъезда величественного старого дома на Садовой, Рэмбо заметил издали. В груди у него все мгновенно покрылось инеем. В горле застрял комок. Выскочив из машины, он пулей бросился в толпу, расталкивая всех локтями. Резко остановился, увидев выходящих из подъезда, похмельных, обросших колючей щетиной санитаров, несущих на носилках упакованное в черный мешок на «молнии» тело. Влад метнулся к носилкам и, не тратя время на расспросы, расстегнул застежку. Застыл на показавшуюся целой вечностью секунду, потом, тяжело рухнул на колени, закрыл лицо ладонями и протяжно, по-волчьи, завыл. Завыл громко, душераздирающе,
– Как? – Показывать документы и объяснять, каким боком погибшая женщина имеет к нему отношение, уже не было сил.
– Как всегда, – сказал тот. – Третий аналогичный случай в нашем районе за неделю. Напали в подъезде. Ударили чем-то тяжелым по голове. Ограбили. Отволокли в подвал. Сначала изнасиловали, отморозки обдолбанные. Рядом с телом свежие шприцы нашли. Потом, потеряв всякий страх, долго глумились. Прижигали сигаретами, резали, кололи, сыпали в рот песок. В конце концов задушили колготками и воткнули между ног отбитое горлышко от пивной бутылки. Я вас узнал, Невский. Моя фамилия Зуев. Капитан. Я в курсе, что погибшая работала у вас личным секретарем. Но ведь это… не все? У вас были и
Влад не ответил. Просто не смог. Только кивнул, развернулся и, сопровождаемый потирающими скулы угрюмыми телохранителями, шаркающей походкой направился назад к броневику, раз за разом повторяя одну и ту же фразу:
– За что?.. За что ты так беспощаден с
ГОРОД БЕЗ НАРКОТИКОВ
Музыкант Гоша Сахалинский умер от передозировки «Третьего глаза». Через подконтрольный «НВК- системе» морской контейнерный терминал неизвестный пока наркокартель наладил транзитный канал переправки в Европу из Таджикистана крупных партий белого порошка высшей пробы. И, наконец, отморозки, убившие Аллу, тоже оказались наркоманами. Куда ни плюнь – везде дурь. И смерть. Санкт- Петербург, как и многие другие города России, уже давно превратился в одну сплошную, напрочь исколотую, вену. И всем плевать. Потому что большие дяди, от которых зависело будущее северной столицы, и которые могли хоть что-то реально сделать для обуздания наркотической экспансии, в подавляющем большинстве сами давно и прочно сидели на крючке у транснациональных картелей. А местные бандиты им в этом активно помогали, с удовольствием крышуя сверхприбыльный розничный сбыт дури в городе. Все, кроме Рэмбо и еще пары-тройки таких же идейных авторитетов. Не имеющих и сотой доли возможностей и денег Невского. Однажды, еще в самом начале своего восхождения по бандитской лестнице, Рэмбо дал себе слово никогда не связываться с наркотой. И до сих пор держал его. Несмотря на все соблазны.
Влад скрипнул зубами, открыл глаза, перевел взгляд с затылка шофера Петровича на пуленепробиваемое трехсантиметровое стекло лимузина, на проносящиеся снаружи облезлые фасады некогда величественных домов центральной части Питера, прошептал:
– Всех сволочей уничтожу, под корень. И тех, кто продает. И тех, кто ширяется. Всех. Я сказал.
– Что? – оглянулся Фрол, услышав бормотание босса. – Что ты сказал, Влад? Я не расслышал.
– Я сказал, что с этой минуты объявляю войну наркоте. Войну на уничтожение. Никаких переговоров. Никаких уступок. Будем гасить всех. Хачиков. Азеров. Ниггеров. Цыган. До тех пор, пока не передохнут, или не сбегут из Питера. Объединимся со всеми, кто готов помочь. Лишние люди не помешают. Сожжем и разгоним все притоны. Кто захочет спрыгнуть с иглы – будем лечить. Откроем бесплатную клинику, купим самое лучшее оборудование, возьмем на работу лучших врачей. И все изменится.
– Насчет бесплатной клиники идея хорошая. Хоть и затратная. Но насчет войны – не уверен, – покачал головой Денис. – Даже с твоими возможностями и деньгами, в одиночку, против всех сразу – это форменное самоубийство, Влад. Сожрут они тебя. Извини.
– Это мы еще посмотрим, кто кого сожрет, – прищурившись, огрызнулся Рэмбо. – Будет так, как я сказал! Кто боится – я не держу. Может поджать хвост, насрать в штаны и проваливать на все четыре стороны. Сегодня же вечером проведем общий сбор. В нашем пансионате, в «Красных зорях». Объявим торгашам ультиматум. Дадим на размышление ровно сутки. Кто по истечении этого срока продаст хоть одну дозу дури, хоть один коробок травы, будет уничтожен. Начнем давить гадов по всему городу. Без счета и жалости. Сам на дело поеду. Буду лично глотки азерам с Дыбенко и цыганам из Старопаново резать.
– Влад, – помолчав, сказал начальник охраны, – ты безусловный авторитет. И волен делать так, как считаешь нужным. Никто тебе не указ. Только смотрящий и братва тебя однозначно не поддержат. Простые люди, да, наверняка скажут спасибо. В том числе и менты. Из тех правильных, кто
– Спасибо, Фрол, – Невский тронул Дениса за плечо. – Я знаю. Но все равно будет так, как я сейчас сказал. Я объявляю ультиматум завтра утром. Ставлю в известность всех нужных людей, на кого можно рассчитывать. Предупрежу Кириленко, чтобы его псы легавые зря землю зубами не рыли и под ногами не