До свидания.

Взяв портплед, столичный эмиссар окатил Невского холодным взглядом и, развернувшись, быстрым шагом покинул кабинет. Через минуту внизу, во дворе, послышался тихий гул машины отъезжающей к воротам виллы и, наконец, все стихло. Невский опустил жалюзи, отошел от окна, снова упал в кресло, забросил ноги на стол, откинулся на высокую кожаную спинку и прикрыл глаза, пытаясь совладать с клокочущими внутри эмоциями и успокоиться. Потом потянулся, взял телефон и набрал номер круглосуточной коммерческой справочной службы Петербурга. Дождавшись ответа оператора, устало сказал:

– Доброй ночи, милая девушка. Не подскажете адрес и телефон частной медицинской клиники, где можно сдать кровь на анализ ДНК. Что? Да, на предмет установления отцовства. Так. Так. Понял. Сколько? Две с половиной тысячи долларов? И как долго ждать результата, неизвестно? Пять дней. Ясно. Нет, больше ничего. Спасибо. Удачно вам отдежурить. – Отключив связь, Рэмбо бросил мобильник на стол и, влажными от внезапно навернувшихся слез глазами посмотрел на стоящую на столе, в зеленой малахитовой рамке, фотографию сына. Процедил, скрипя зубами:

– Эти твари сами лоханулись. Мы с тобой одной крови, Егор Владиславович. Я это чувствую. Я всегда чувствую…

Посидев немного в неподвижности, Влад снова взял телефон, набрал номер личного семейного врача и договорился с профессором о взятии у мальчика и у него самого анализа крови и передачи их в лабораторию для исследования. О точной дате анализа пока не договаривались. Влад пообещал перезвонить завтра. Надо было еще придумать, как обтяпать это дело, чтобы Светка ни о чем не узнала и не догадалась до тех пор, пока не будет готов окончательный результат.

Двумя часами позже, перед тем как идти в душ, Невский заглянул в детскую. Постоял возле кроватки, глядя на залитого лунным светом малыша и слушая, как обнявший медвежонка Тедди ребенок сладко сопит во сне. Склонился, поправил одеяло, осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал Егорку в горячую щечку и почти беззвучно прошептал:

– Спокойной ночи, сынок.

Движение по главной автомагистрали страны, соединяющей Северную Пальмиру с первопрестольной, более чем оживленное даже по выходным. Но и пацаны оказались не лыком шиты. От Питера до Новгорода посланные Фролом на разбор Витек и Годзила долетели за два часа, лихо закладывая виражи и без остатка выжимая из джипа все упрятанные узкоглазыми япошками под капотом турбодизельные лошадиные силы.

В отличие от самого северного в мире мегаполиса неспешный и провинциальный Новгород в половине восьмого утра субботы представлял собой этакое русское сонное царство и напоминал медленно оживающий после лютой зимы, только-только пригретый солнышком муравейник. Наскоро перекусив гамбургерами с кока-колой в первом попавшемся на глаза пустом бистро, Витек и Годзила перекурили у входа, сели в машину, еще раз сверились с подробной, похожей на том энциклопедии, армейской картой – «стометровкой» области и взяли курс на деревню Соловьи, уютно прильнувшую к западному берегу огромного, как море, озера Ильмень.

– Соседей рук дело, больше по ходу некому, – в который раз за время пути высказал мнение Витек, щелкая зажигалкой и жадно затягиваясь. – Поп сказал, что о продаже дома знали только три человека – он сам, и эти… как их?

– Сапрыкины, – напомнил Годзила. – Клавдия Ивановна и Борис Васильевич. Пятидесяти двух лет от роду. Типа фермеры.

– Батюшка врать и темнить не будет, какой ему толк? – пожал плечами Витек. – Так что тема следующая: жадные дядя с тетей очень хотели урвать у попа доставшееся тому на халяву наследство, домик и землю у самого озера. Потому как, если верить карте, их собственный дом, вместе с приватизированным колхозным полем в пять гектаров, находится аккурат на другой стороне, идущей вдоль озера и деревни грунтовки. То есть локейшн имеет не в пример хуже. Однако отдавать батюшке Иоанну кровно заработанные на коровьем навозе баксы товарищи Сапрыкины посчитали излишней расточительностью. И, выражаясь языком легавых, вступили в преступный сговор с некими более циничными и привыкшими к насилию лицами… числом, как мне думается, не больше двух… которые и уработали батюшку на обратной дороге из Новгорода. Все остальные варианты представляются мне столь маловероятными, что на начальном этапе акции возмездия мы их не будем даже рассматривать.

– Согласен, – кивнул Годзила, вдавливая педаль в пол и бросая джип на обгон фуры с эстонскими номерами. – Чертей колхозных замутки. Во всей этой голимой теме есть только два момента, которые меня конкретно грузят. Во-первых, почему липовый мусор тормознул попа только возле самого Питера, буквально в нескольких километрах от городской черты? Неужели за полторы сотни кэ-мэ не нашлось более удобного и тихого места? И какого лешего старика только оглушили, а не кончили? Как думаешь, братан?

– Расклад либо-либо, – помолчав, высказал свое мнение Витек. – Либо работали голимые дилетанты… тогда откуда у них ментовская форма? Либо… хрен его знает, товарищ майор! Не вижу смысла гадать. Приедем на место, возьмем этих упырей за глотку и они сами расколются. От яиц до ноздрей. Как грецкий орех.

– У тебя ксива эфэсбэшная с собой?

– Как обычно, – ухмыльнулся Витек, похлопав ладонью по груди. – Куда ж я без нее, родимой? Это ж золотой ключик для лохов. Как у Саши Македонского. Пришел, увидел, победил.

– Разве это не Гай Юлий Цезарь сказал? – нахмурился Годзила.

– Сам ты Цезарь, – фыркнул Витек. – У тебя сколько в школе по истории было?

– Три. А хули? Госоценка. Как у всех нормальных пацанов. Я училкам про чужие шпоры на перемене не стучал, галстук пионерский не носил и не букварился, как обсосы-ботаники.

– Вот именно, что не букварился, – вздохнул, покачав головой, Витек. – Только где теперь ты, а где те ботаники? Готов спорить, большинство из них сейчас протирает штаны в чистеньком светлом офисе, одевается в белые рубашки с галстуком за двести баксов и бабло сшибает, не отходя от компьютера. Вместо того чтобы каждый день шкурой рисковать.

– Мне по барабану. Я своей работой доволен, – буркнул Годзила. – А хули ты сам тогда у Фрола делаешь, если такой умный?