того случая она регулярно заказывала каждый новый номер, втайне надеясь увидеть себя на глянцевой обложке, натягивающую кружевное боди на голое тело.

– У нас осталось еще минут пятнадцать, а потом мне надо будет вставать, – промурлыкала Вера. – Как несправедлива жизнь, правда? Ждешь, ждешь этой ночи целый год, а она потом, засранка, раз – и пролетает, как одно мгновение!

– Э-т точно, – пробурчал Сергей, заталкивая в хрустальную пепельницу окурок и крепко обнимая любимую женщину. – Но здесь уже ничего не поделаешь, так устроен мир. Все когда-нибудь заканчивается. К тому же… мы ведь договорились больше не теряться. Или ты передумала?

– Наоборот, лишний раз убедилась, что сердце меня в прошлый раз не обмануло. Ты действительно тот единственный, кого я так долго искала, Сережа. Когда мы снова встретимся? У тебя сегодня вообще какие планы на вечер?

– Пока никаких. Я сейчас во внеочередном отпуске. Вроде как на излечении. Правда, надо к десяти утра заглянуть в гости к одному хорошему человеку, – улыбнулся Рублевский. – Ну, еще пара мелких дел. То да се. Часа на три от силы. К вечеру буду свободен. Есть предложения?

– Есть. Давай сходим в какой-нибудь экзотический ресторан. Но вначале – на выставку Рериха, – предложила Вера. – Обожаю его картины. Гималаи – это что-то!

– Кого именно обожаешь? Отца или сына? – проявил осведомленность Рублевский.

– Обоих. И не надо задаваться. Не ты один такой умный, – рассмеялась Лиховцева и легонько щелкнула Сергея по кончику носа. – Заедешь за мной к театру, в шесть?

– Хорошо. Кстати, ты что на завтрак любишь?

– Стаканчик минералки «Перье», без газа. Потом – умываться. И кофе со сливками, без сахара. Маленький йогурт на кефире. Плюс – аппетитный жареный тостик с огромным слоем апельсинового повидла, – с хитринкой поглядывая на Сергея, перечислила актриса. – Все вышеназванное плюс еще уйму всякой вкуснятины ты легко найдешь на кухне, милый.

– Ну, слава богу. Хоть в магазин бежать не придется, – хмыкнул Рублевский. – Я уж, признаться, думал, что у тебя дома так же, как у меня. Таракан в холодильнике с голоду повесился. Ладно, ты тут лежи, просыпайся потихоньку, я скоро…

Взглянув на будильник, Сергей откинул одеяло, соскочил с кровати, быстро надел брюки, накинул на плечи рубашку и, шлепая босыми ногами по паркету, направился на кухню, чтобы приготовить тосты для Веры и настоящий мужской завтрак – яичницу с колбасой – для себя. После ночи любви есть хотелось много и сытно, как тиранозавру.

– Владислав Александрович, – в дверном проеме кабинета появилась Аллочка. Любовница говорила нарочито громко, чтобы дожидающийся в приемной посетитель слышал каждое слово, – пришел господин Карташов. У него назначено на половину десятого.

Рэмбо ухмыльнулся, махнул лениво рукой. Секретарша одарила босса хитрой улыбкой, оглянулась и сказала, грациозно делая шаг назад и освобождая проход:

– Пожалуйста, Станислав Игоревич. – Бывшая модель подождала, когда гость переступит порог кабинета и аккуратно прикрыла за ним звуконепроницаемую дверь. Главарь питерских фашистов – высокий голубоглазый блондин примерно одного возраста с Невским – вошел вразвалочку, по-хозяйски. Обменялся с Владом крепким рукопожатием, выдвинул стул, сел. Достал пачку «Парламента». Покосился на хрустальную пепельницу.

– Ну, здорово, Фюрер, – кивнул Невский. – Как оно? Давим гадов ползучих, не покладая рук, ног и бейсбольных бит с арматурой?

– Потихоньку, – довольно ощерился Карташов, щелкая золотой зажигалкой и жадно затягиваясь. – Вчера вот… по узкоглазым чутка поработали. В Сосновой Поляне. Как было заказано.

– Да уж. Наслышан. Во всех местных новостях, первым номером. И даже на центральных каналах. Молодец.

– Стараемся, босс.

– Следов лишних не оставили? – на всякий случай уточнил Рэмбо.

– Обижаете, – фыркнул Карташов. – Не первый раз замужем. С ментами, как обычно, все схвачено. Два куска в зубы – и порядок. Легавые не вмешивались. Приползли в гадюшник после моего звонка подполковнику, когда пацаны уже закончили дело и свалили. Ништяк. Никого реально искать не станут. Так, повоняют, сошьют пару дел на левых дебилов, отчитаются на Литейном и успокоятся.

– Хорошо. Если вдруг появятся сложности, мы прикроем. Главное, чтобы без мокрухи, Стас. Сейчас это ни к чему. Рано. Я еще с Вонгом не общался на предмет пересмотра прежних договоренностей.

– А, – отмахнулся Карташов. – Не думаю что этот хуйвэнбин кривоногий станет быковать, – довольно процедил Фюрер. – Я его лично не видел, но говорят, что Вонг обезьяна неглупая. Должен понимать политику партии. А нет – так напомним, куда он, сука косая, приехал. И кому должен в ножки кланяться за возможность рубить капусту на нашей земле!

О вчерашней показательной акции питерских бритоголовых, поздно вечером ворвавшихся с битами и обрезками арматуры в руках в облюбованное вьетнамцами и китайцами общежитие на южной окраине мегаполиса и устроивших там настоящее побоище, мгновенно раструбили все без исключения СМИ, создавая городу на Неве репутацию центра нового русского фашизма. И лишь немногие умные люди, умеющие анализировать и видеть дальше своего носа, догадывались, что на самом деле за толпой малолетних «скинов» кроется обычный бизнес и банальная борьба криминальных кругов за сферы влияния. И уж вовсе считанные единицы посвященных точно знали, что за кукловод управляет движениями созданной пять лет назад общественно-политической организации «Славянский Союз» и финансирует показательные акции возмездия, направленные против проживающих в Петербурге «цветных» – цыган, азиатов и кавказцев.

– На, держи, – Невский выдвинул ящик стола и бросил на стол пачку долларов. Пресс исчез в кармане