реке – об этом отписал мне в маляве Костя Араб.

Бдительность конвоя давно была усыплена полностью. То же можно сказать и о самом куме, который даже начал выдавать конвойным солдатам, дабы особо не привлекали внимания, проходя через поселок, вместо положенных им автоматов пистолеты ПМ. Нарушение – да. Но что значат какие-то нарушения в такой глухомани, как Ижма?

Последнее время меня почти каждый день сопровождали одни и те же солдаты. Один, тезка нашего кума Анатолий, полгода назад был призван из Воркуты. Второй обладал редким именем Парамон. Этому он был обязан, наверное, тем, что был уроженцем заполярного селения Верхняя Колва и, как все подобные уроженцы, отличался специфическим именем и яркой внешностью самоеда. При первой же нашей встрече Парамон поделился со мной тем, что хотя он и потомственный оленевод, но возвращаться в родовой чум не собирается. После армии – а до дембеля ему оставалось меньше трех месяцев – пойдет в школу прапорщиков, а потом будет лупить дубинкой мерзавцев вроде меня. «Что же, – размышлял я, хромая впереди своего косоглазого конвоира, – после таких откровений я прибью тебя без зазрения совести. А потом, если выживешь, то ни о каких школах прапорщиков можешь и не мечтать. Приняли бы обратно в чум…»

Несмотря на явную неприязнь, которую испытывали ко мне оба конвойных, они не гнушались угощаться у меня сигаретами, которые мне подгонял в БУР Костя Араб. А когда Анжелика или Кристина предлагали им кофе и бутерброды, Парамон и Анатолий от жадности забывали вообще обо всем. В том числе и о том, что я могу сбежать. Да и куда бы я, инвалид, по их мнению, делся б из дома, обнесенного высоченным забором? К тому же еще находясь под постоянным надзором одной из двух женщин. «Да эти женщины сразу бы сообщили нам о попытке побега», – вот так, наверное, размышляли два недалеких лоха (один из Воркуты, другой из оленеводческой юрты). И совершенно теряли бдительность, совершенно уверенные в том, что я, одноногий, все равно никуда от них, героев, не денусь.

Я был совершенно иного мнения. И соскакивать решил из дома кума. В тот день, когда тот уедет в зону на служебной машине, а не на джипе (я уже нашел, где Анатолий Андреевич хранит запасные ключи от своего внедорожника). И в тот момент, когда шансы на то, что смогу нейтрализовать конвойных, будут максимально приближены к ста процентам.

За Анжелику с Кристиной я не беспокоился совершенно – справлюсь с обеими, словно с младенцами. Нет, убивать и даже бить по башке я никого из женщин не собирался. У меня был другой, более действенный способ, и здесь мне подыграла сама судьба. В тот самый день, когда Крис выписывалась из больницы, я приехал встречать ее и совершенно случайно, даже не думая, что это может мне пригодиться, умудрился стянуть из «приемника»[1] пузырек с хлороформом (уж не знаю, что он там делал). А потом, когда мы уже прибыли домой, спрятал его в рюкзаке со старыми тряпками, который постоянно стоял в углу Кристининой комнаты. И хлороформ до сих пор находился на месте – я проверял это всякий раз, как только Кристина на минуту выходила из комнаты, и у меня появлялась такая возможность.

Оставались только утратившие бдительность солдаты. Здесь я рассчитывал на внезапность и на свою рукопашную подготовку. Вырублю голубчиков, словно детсадовцев, а потом и им дам подышать наркозом. Так, чтобы очухались не раньше, чем через пару часов. Уж с хлороформом-то я обращаться умею и нужные дозы определю без труда.

А дальше уж дело техники. Завожу джип, открываю ворота, выкатываю машину.

Потом наступает чуть ли не самый рискованный момент всей операции. Дабы не привлекать внимания соседей, ворота нельзя оставлять нараспашку. А для этого на виду у всей улицы придется вылезать из машины и возиться со створками. Правда, улица бывает обычно пустынна, но кто его знает! Я уже давно привык к неприятным сюрпризам судьбы.

Дальше тоже не сахар – придется проехать почти через весь поселок, пока не выберусь из него в нужном мне направлении. Но это все-таки лучше, чем переться через Ижму пешком.

Итак, выезжаю за пределы поселка. Что дальше? А дальше… А дальше черт его знает! То ли сразу прячу внедорожник в кустах и иду пешком километров восемь-десять через тайгу, то ли уперто еду на джипе вперед, чтобы как можно ближе подобраться к избушке, в которой меня дожидается проводник…

Кстати, предстоит еще как-то форсировать реку. Если повезет, то где-нибудь на берегу наткнусь на бревно или даже на салик.[2] Не повезет – что скорее всего, – так придется преодолеть метров пятьсот-шестьсот вплавь. И постараться не быть при этом замеченным.

Да поможет мне во всем этом Бог!!!

…Вот такой я составил план соскока из Ижмы. И принялся терпеливо ждать подходящего для этого дня. Впрочем, сказать: «Терпеливо», – значит, покривить душой. С того момента, когда я точно определил для себя, что к побегу готов, и до того момента, когда все обстоятельства сложились просто так идеально, что второго такого раза могло и не быть…

…так вот до такого момента прошло меньше недели.

И когда я осознал, что час «X» номер два наступил, то улыбнулся украдкой от своих конвоиров и решил, что сегодня или погибну, или все же вкушу свободы.

И захромал еще сильнее, с трудом плетясь в направлении дома кума.

Кристина в тот день была особо невыносимой. Несколько раз обложила меня крепким матом, пару раз пыталась наброситься на меня с кулаками. В конце концов от души цапнула меня зубами за палец и прокусила его до крови. На этом она угомонилась, и в тот момент, когда я накладывал на место укуса повязку, уже ластилась ко мне и выпрашивала прощения.

Анжелика в это время возилась на кухне, – судя по запахам в доме, варила варенье, – и я очень рассчитывал на то, что она там застряла надолго.

Все спокойно. Все хорошо. Все так, как и должно быть.

Правда, меня чуть-чуть беспокоили мои конвоиры. Обычно они проводили время на лавочке возле крыльца, старательно заплевывая двор и дожидаясь подачки в виде сигаретины или чашечки кофе. Но порой неожиданно заглядывали в дом. Скорее от скуки, чем затем, чтобы проверить, все ли в порядке.

«Не дай Бог, кто-нибудь сунется сюда, когда я хлороформом буду обрабатывать женщин, – решил я. – Надо бы подогнать солдатикам кофе и бутербродов. Тогда десять минут мне обеспечены наверняка. А я управлюсь с бабами и за пять…»

– Ко-о-остик, солнышко. – Кристина крепко прижалась ко мне. – Ну прости ты меня, кусачую стерву! Наркоманку психованную! Не обижайся, ага? Скажи мне, пожалуйста, зайка, что больше не обижаешься! Хорошо?

– Хорошо, – я ткнулся губами девочке в лобик. – Все в прошлом, малышка. – И посчитал, что настало время приступать к исполнению своего плана.

Ну с Богом!!!

– Крис, лапочка, у меня к тебе просьба.

– Конечно! – с готовностью откликнулась девочка. Чувство вины за мой укушенный палец еще не успело выветриться из ее дурной головы.

– Свари, пожалуйста, тем двум ублюдкам-охранничкам кофе. И слепи для них несколько бутиков.

Кристина удивленно округлила глаза.

– Тебе что… это надо – кормить этих цириков? Что-то не видела, чтобы они о тебе хоть как-то заботились.

– В том-то и дело, – я еще раз поцеловал девочку в лобик, – что мне кое-что нужно от этих уродов. А для этого надо немножко прогнуться. Вот ты и поможешь мне в этом. Отнесешь им пожрать, а когда они притащат чашки назад, как бы между прочим заметишь, что угостить их попросил я. Сделаешь, а? Для меня. Ведь ты меня любишь?

Кристина растерянно пожала плечами.

– Конечно, люблю… А чего не отнесешь кофе сам?

– Пора бы выучить тебе, Крис, что это великое западло – напрямую прогибаться даже перед простыми солдатами.

«И что за дурацкую лапшу я вешаю на уши дуре?!» – подумал я в этот момент. И продолжал уже вслух:

– К тому же эти дебилы еще решат, что хочу их сейчас отравить и двинуть в бега. – (Действительно, как