Соединительную ткань назвали очень удачно. Она действительно соединяет решительно все в организме. Залегает между органами и полостями, строит стенки кровеносных сосудов, проникая вместе с ними в любой участок тела. Раньше так и думали, что соединительная ткань — это, мол, просто биологическая прокладка, нечто вроде пенопластового матраца, без которого человеческие органы расшибались бы друг об друга, особенно при сильных встрясках.

И только Мечников открыл всем глаза на ее другую роль. Все это так, сказал он, но у соединительной ткани есть и другое назначение, и как оно важно! Кузница фагоцитов — вот еще что такое соединительная ткань! Фагоцитоз — самый простой метод защиты. Суть его одна и та же и у человека и у водяной блохи.

Но вот бактерии снова и снова атакуют человека, и лейкоциты не успевают их пожирать. И совсем дело плохо: появились микробы, вооруженные аллергенами. Не так-то уж важно, сколько их; важно, как часто нападают они.

Может случиться, что аллергены наступают медленно и «точат» человека исподволь (реакция замедленного типа). Где-то там, о глубине его организма, «на территории клеток», как говорят ученые, разыгрываются ожесточенные бои. Аллергены нападают, а наши клетки обороняются. С переменным успехом идет эта война, и перевес то на одной, то на другой стороне. Победят клетки — наступит выздоровление. Если же аллергены окажутся сильнее (а полностью их одолеть очень трудно), то будут снова изматывать человека возвраты аллергических волн.

Территория клеток, где идут бои, представляет настоящее поле брани. Разбухают и разрушаются волокна соединительной ткани, всюду видны мертвые клетки и зияющие язвы. Происходят глубокие анатомические нарушения, которые, конечно, влекут за собой непоправимые расстройства важных жизненных процессов.

Есть еще одна форма аллергической реакции — немедленный тип. Некоторые ученые считают, что и немедленная и замедленная аллергические реакции тесно связаны между собой. Так или иначе, но особенность первой — необыкновенная быстрота. Проходят часы или даже считанные минуты, и начинается схватка с аллергенами. Начинается в крови, куда сначала попадают аллергены. Так сказать, на подступах к тылам организма. И вот тут, чтобы остановить врагов у входа, селезенка, костный мозг и лимфатические узлы посылают в кровь верных и быстрых стражей — защитные антитела. Их вырабатывают особые клетки — плазмоциды. Каждая клетка фабрикует антитело своей собственной конструкции. Миллионы клеток, миллионы разных антител бросаются в атаку на антигены: для каждого находится особое средство, уничтожающее его.

Производство антител — самый быстрый и совершенный способ защиты животного организма. Антитела, которые рождают плазмоциды по указаниям их ДНК, — это отборная гвардия, обороняющая наши внутренние рубежи. Когда дан приказ, то все они устремляются по тревоге навстречу аллергенам.

Сразу начинается война. Аллергены надо обезвредить и разрушить. Не подумайте, что антитела этакая безликая масса. Напротив, это хорошо обученные воины разных родов войск. Одни из них — лизирующие антитела — растворяют аллергены. Другие связывают аллергены, образуют особые, теперь уже безвредные соединения — преципитины (преципитирующие антитела). Третьи сгоняют аллергены в одну бесформенную кучу и мешают им действовать — агглютинирующие антитела. Как видите, средства борьбы разнообразные, а цель одна — уничтожить врагов!

«В процессе эволюции, — говорит доктор Д. Носсаль, известный биохимик, — выработалась такая система производства антител, которая заставит любого директора фабрики позеленеть от зависти. Ведь „директору“ на молекулярном уровне (то есть молекуле антигена) остается лишь подойти к нужному корпусу (соответствующей клетке) и постучать в дверь. Стук порождает внутри здания лихорадочную деятельность: быстро конструируются сложные станки. „Директор“ даже не переступил порога, а с конвейера уже сходит непрерывный поток изготовленных для него изделий. „Директору“ даже не приходится представлять чертежи этих изделий. Его увидела заключенная в пустой вначале фабрике очень сложная вычислительная система (ДНК клетки), вспомнила все прежние ошибки, все уроки, полученные за столетия, и срочно приготовилась встретить его правильным ответом». То есть атаковать веществом, опасным именно для этого и никакого другого антигена.

Сначала их было десять. Немецкий ученый Цанг сумел с десяти различных точек зрения определить аллергию. Десять граней обнаружил он в этом странном явлении, но не смог выбрать ни одной, которая была бы достаточно исчерпывающей, чтобы можно отбросить остальные девять.

Представьте большую аудиторию. Идет съезд советских врачей. Они собрались со всех концов страны и хотят услышать все об аллергии. Председательствует на съезде высокий седой человек. Это академик Богомолец. Быстро бегают карандаши и ручки, все записывают вопросы академика. Вот уже сорок восьмой, сорок девятый вопрос… Академик сам спрашивает и сам же отвечает. Вопрос, ответ, и прибавляется что-то новое к учению об аллергии. Снова вопрос и снова ответ. Врачи склонили головы, пишут. Семьдесят второй вопрос и семьдесят второй ответ… Где-то в самом начале доклада прозвучала первая фраза об аллергии, загадочной болезни.

Снова вопрос и снова ответ.

Академик Богомолец назвал сто признаков аллергии. Каждый из них принадлежит только ей и никакой другой болезни, но ведь всех-то их сто!

С тех пор прошло три десятилетия. Вероятно, если провести подобный подсчет, аллергия теперь будет обладательницей трехсот или пятисот признаков, а может, и того больше. Учение об аллергии — это строящееся здание с окнами, лестницами и подъездами, но никто не знает, когда же, наконец, возведут крышу. А работать надо! Пока что идет усиленное накопление знаний об аллергии, но происходит это скорее вширь, чем в глубину. Проанализировать собранное по крупицам богатство, создать на его основе стройную теорию, расшифровать непонятные аллергические ребусы пока не по плечу ни одному исследователю.

Все книги, написанные со времен Гиппократа об аллергии, можно разделить на две части. Пожалуй, половина ученых, изучавших аллергию, считает, что она полезна для организма. Не удивляйтесь! Этот парадокс специально припасен на конец нашего рассказа. Многие врачи с мировым именем думают, что повышенная реактивность всякого живого организма — один из способов его защиты от вредных воздействий окружающего мира. В самом деле, говорят эти исследователи, ведь аллергены активируют кровь, нервы, клетки, соки, мобилизуют все его защитные силы. Сам факт «аллергического пожара» оценивается как в высшей степени важный сторожевой сигнал. Ведь если бы аллергик не отекал каждый раз после того, как съест яйца или рыбу, то как же можно было бы узнать, что эти продукты определенно вредны для него?

Если бы не бурные реакции наших тканей при встрече с аллергенами, то, по-видимому, пагубная власть последних была бы поистине беспредельна. Взять хотя бы аллергию к пенициллину и другим антибиотикам. Что было бы, если их аллергены беспрепятственно отравляли человека, ничем не обнаруживая своего проникновения в кровь и органы? Но каждая новая доза вызывает сыпь на коже, приступы удушья, боли в костях и другую аллергическую реакцию на антибиотики. А это позволяет людям своевременно принимать меры, чтобы не случилось непоправимого.

Как же может быть полезной аллергия, возражают сторонники теории о ее несомненном вреде, если она разрушает организм? Иногда и убивает его. На это их противники отвечают: «На войне как на войне». Иными словами, потери и жертвы неизбежны. Ведь аллергены нападают, а клетки организма защищаются. Конечно, эти схватки наносят немалый ущерб и самому организму, но уж от этого никуда не уйдешь. Тем не менее аллергия полезна, так как позволяет своевременно узнать об истинных масштабах опасности.

Кто прав и кто не прав, сейчас еще рано решать. Поэтому многие ученые не поддерживают тех, кто считает аллергию вредной, и тех, кто признает ее полезной. Они говорят просто: «Мы не знаем».

Читатели, наверное, уже почувствовали, что наш рассказ об аллергии прозвучал с заметным акцентом: чтобы произвести более сильное впечатление и подчеркнуть важность этой малоизвестной