И не мог в прямом эфире выглядеть недостойно!
А поэтому вскочил из-за стола и, как пишется в Кодексе, оказал злостное неповиновение сотрудникам правоохранительных органов. Впрочем, в тот момент я совсем не был уверен в том, что это сотрудники. А потому с чистой совестью закатал ногой по мордасам первому сунувшемуся ко мне бугаю. И, как это ни странно, получилось удачнее некуда. Привыкший к беспрекословному повиновению, встречавший сопротивление лишь на учениях, но почти никогда – при реальном захвате, мой визави от неожиданности благополучно удар пропустил. И оказался ни много ни мало в нокауте – медленно начал оседать на пол.
А я в тот момент уже разбирался с другими. Точнее сказать, не разбирался, а старался избежать контакта с их облаченными в броники тушами.
Туши были что надо – не менее центнера каждая. Кстати, их было две штуки, и от первой мне удалось увернуться, но вторая сграбастала меня сзади в надежный борцовский захват. Я сразу же попытался двинуть ей затылком по морде. Пустое!
Эти лоси уже убедились в том, что от меня можно ждать неприятных сюрпризов. Так что провести еще один удачный прием мне бы уже никто не позволил. Достаточно было и одного потерпевшего, сейчас приходившего в чувство, опершись бронежилетом о барную стойку. Меня припечатали к полу рядом с ним. При этом в последний момент я изловчился зацепить пятерней его черную маску и содрать ее с рожи. Злорадствуя: «Теперь твою тщательно скрываемую витрину, приятель, увидят тысячи телезрителей».
Долго злорадствовать мне не пришлось. Что-то твердое и массивное, словно бревно, – наверное, колено, – уперлось мне в основание черепа, да так, что, кажется, я услышал, как хрустнули шейные позвонки. Физиономией я размазался по линолеуму. Руки мне выкрутили назад с таким средневековым садизмом, что на какое-то время я ощутил себя вздернутым на дыбу. И, чтобы я до конца почувствовал все прелести общения с СОБРом, наградили увесистым тумаком в поясницу. Профессиональным, надо сказать, тумаком. Этим парням было отлично известно, где находятся почки.
Я стиснул зубы и заставил себя отвлечься от мысли, до чего же мне больно.
Я ощутил, как на запястьях сомкнулись браслеты наручников. После чего – о, счастье! – руки мои, вывернутые, как у гимнастки, наконец отпустили. А с шеи убрали колено-бревно.
Жить стало легче, жить стало веселее.
Правда, всего на пару секунд, пока мне еще раз не приложились по почкам. От души приложились. Так, что потемнело в глазах!
Увы, потерять его не удалось. Зато на какое-то время меня оставили в покое.
Беспомощный и жалкий, я валялся, прижавшись щекой к линолеуму, кусал губы и фиксировал, как по всему телу от отбитых почек волнами разливается боль. Мне уже было безразлично, что сейчас за моими героическими мучениями наблюдают тысячи людей, меня больше не грела мысль о том, какие вытянутые хари будут у этих лбов в камуфляже, когда они узнают, что весь их беспредел транслируется в прямом эфире. Мне вообще уже все было до фонаря.
Рядом со мной что-то громко обсуждали, о чем-то спорили, но я никак не мог отвлечься от боли и попробовать разобрать, о чем идет речь. Наверное, решалась наша участь: замочить нас с Антоном прямо здесь или сначала вывезти за город?
Вывезти не получится: не позволят. Кафе надежно блокировано людьми из Организации.
А вот замочить вполне могут успеть.
«Дерьмо! – сумел мысленно выругаться я. – Где эти долбаные „организаторы“, которые должны прийти нам на помощь?!! Кто-то из них – самый главный – сейчас наблюдает по НРТ за тем, что творится в кафе. Он-то и должен в тот самый момент, когда нам совсем станет туго, дать команду на наше спасение. Так какого же дьявола эта гадина медлит?!! Или считает, что мы можем вытерпеть и не такое? Т-твою мать! Лично я не могу!!!»
– Па-а-адъем! – Меня почти что любя ткнули носком берца в живот, а потом, словно вонючего бомжа, о которого нет никакого желания марать руки, попытались ногой перевернуть на спину. – Покажи личико, Гюльчатай! Подъем, блядь, тебе сказано!!!
«Интересно, успели ребята затереть эту „блядь“?» – автоматически подумал я. И даже не попытался подняться.
Впрочем, мне помогли. Не особо церемонясь, подцепили за шкирку и дернули вверх.
Отлетели пуговицы. Распахнулся пиджак.
И вот тут-то и началось самое интересное.
К счастью, кобуры с пистолетом на мне в этот раз не было: впервые за последние дни я оставил его на работе. Зато менты узрели нечто не менее подозрительное – «Packet Video» и GPRS-передатчик, закрепленные у меня на брючном ремне.
Выпучили буркала.
От удивления отвесили челюсти.
– Это что? – спросил, ткнув пальцем мне в пояс молодой парень в потертых джинсах и белой рубашке. Единственный из этой банды, кто был без камуфляжа и маски. И даже без бронежилета!
«Отчаянный, черт! Долго не проживет!» – сумел с иронией отметить я и с преогромным трудом выдавил:
– Пояс шахида. Сейчас взорву всех к долбаной матери! Мне не поверили. Парень в белой рубашке ничтоже сумняшеся протянул лапу и цапнул коробочку «Packet Video», сорвал ее с ремня. Порвался тоненький кабель, ведущий к камере, скрытой в заколке для галстука.
«В монтажке сейчас погас один из мониторов, – представил я. – Ничего. Остаются еще три». И, вновь вспомнив о том, что сейчас меня показывают в режиме он-лайн, набрался смелости прошипеть:
– Ублюдок вонючий!
Получилось эффектно – совсем как в фильме про партизан и гестапо. Особенно после того, как придурок в белой рубашке, еще не сообразивший, что к чему, перевел взгляд с «Packet Video», который крутил в руке, на меня, безразлично сказал:
– Заткнись, – и ладонью хлестко вмазал мне по носу. – За ублюдка… Так ты объяснишь, что это за хрень? Или добавить?
Добавлять уже было некуда. Во всяком случае, что касается носа. Он был готов. Я почувствовал, как вперемешку с соплями из него хлынула кровь.
А из глаз – слезы.
Было не так уж и больно (ничто после ударов по почкам). И как же приятно… думать о том, что легавый (если этот мерзавец в рубашке и джинсах, и правда, легавый) избивает ни в чем не повинного, примерного и законопослушного налогоплательщика, к тому же скованного наручниками. И даже не представляет, сколько тысяч свидетелей сейчас наблюдают за этой позорной сценой.
«Второй Благовещенск, блин! – злорадно подумал я. – Если этот щенок,
