— Янецкий, — подсказал следователь.

— Ну да, этот Янецкий действовал без ведома и согласия посольства, я знаю советника-посланника Кота.

— А генерала Андерса вы знаете?

— Встречался с ним недавно. Беседовал и с Вандой Василевской.

Полковник кивнул.

— Вы удивлены, увидев это, — указал он снова на портфель, — а вас не удивляет вывод польских войск из Советского Союза именно сейчас? И разве нет между ними связи? Вы читали последние сводки? Скажите нам, что вы об этом думаете.

— Но это, кажется, не является предметом допроса.

— Это точно, — подтвердил полковник. — Но мы переживаем по поводу вывода войск, — добавил он тихо.

— Я тоже, — буркнул Рашеньский. — Ну ладно, — вдруг резко произнес он, — мы виноваты, но неужели вы ни в чем не можете упрекнуть себя?

Полковник долго не отвечал.

— Ничего вы все-таки не понимаете, поручник Рашеньский, — наконец заявил он. — Ну так что, — спросил он тихо, — ничего не хотите менять в своих показаниях?

— Нет.

— Ничего не желаете добавить?

— Нет. Задержите меня?

Полковник пожал плечами.

— Не я принимаю решения. Но должны. А что бы вы сделали на моем месте?

Советник-посланник Сокольницкий, возглавивший посольство после отъезда Кота и до приезда нового посла, Ромера, вошел в кабинет майора Высоконьского страшно взволнованный.

— Я выразил резкий протест по поводу ареста Рашеньского, — выпалил он.

— Ну и что? — усмехнулся Высоконьский. Его совсем не тронуло это известие.

— Это ужасно неприятная история, я не знаю, как об этом доложить премьеру.

— Вы должны доложить…

— Я сказал в Наркоминделе, что Янецкого мы снимаем с работы и тут же высылаем из Россия, что действовал он без нашего ведома, согласия и указания.

— И они, конечно, не поверили.

Сокольницкий кивнул.

— Заявили, что и так потребовали бы выезда Янецкого.

— Я отправлю его в армию.

Сокольницкий посмотрел на него более внимательно, даже строго.

— Вы еще больше раздразните русских, — буркнул он. — Кто приказал Янецкому собирать материалы?

Высоконьский молчал.

— Кот запретил представителям всякую деятельность такого рода.

— Да? — Высоконьский как будто удивился. — Видимо, не очень внимательно они вас слушали.

— Вас это не должно волновать, пан майор, но в каком свете мы предстаем в результате такой деятельности? Вот идиот, оставить портфель в ресторане? Как это могло случиться? — Высоконьский пожал плечами. — Рашеньский известный в Лондоне человек, — продолжал Сокольницкий, — неоднократно выступал за польско-русский договор, здесь он беседовал даже с Вандой Василевской, хотя, — добавил он, — без моего согласия.

— И такого человека, — заявил Высоконьский, — большевики арестовали. Ну что тут говорить…

Тадеуш нервно гасил папиросу в пепельнице, Ванда быстрым шагом ходила по комнате, третий из присутствующих, которого называли Юлианом, вел себя спокойнее всех, даже улыбался.

— Я считаю, — сказал Юлиан, — что рано или поздно НКВД сам поймет, в чем дело, а у нас нет полной уверенности. — Он снял очки и стал тщательно протирать стекла тряпочкой, которую вынул из кармана.

— У нас самая точная информация, Юлиан, — возразил Тадеуш. — Я уверен, что нашлись такие, кто сознательно хотел подставить Рашеньского, чтобы скомпрометировать все, до сих пор им написанное. И подумать только, все это произошло не случайно, почти сразу же после разговора с нами…

— Прежде всего скомпрометировано посольство, — заявил Юлиан.

— Если бы только это, — вздохнула Ванда. — Рашеньский, — добавила она, — произвел на меня впечатление честного и порядочного человека.

— Ты уверена в этом? Она посмотрела на него.

— Если нам придется действовать, то нужно будет опираться не только на единичных коммунистов.

— Естественно! — Юлиан снова надел очки. — Но не забывайте, что здесь может быть двойная игра. Зачем нам вмешиваться?

Ванда снова стала мерить шагами комнату.

— Это огромный талант, — наконец произнесла она, — действительно огромный.

— Доверяй соответствующим властям…

— Доверие доверием, — буркнул Тадеуш, — а люди могут ошибаться.

Ванда села за стол.

— Попробую вмешаться, буду просить даже на самом высоком уровне, если возникнет в этом необходимость. Рискну.

Осень наступила внезапно. Радван прилетел в Куйбышев ранним утром. Шел дождь, на тротуарах лежали пожелтевшие листья, а когда из окна машины он увидел фасад гостиницы «Гранд», то подумал, что доволен возвращением, соскучился, и лучше всего было бы сперва заехать к Ане, в госпиталь или домой, но, конечно, сначала нужно было зайти к себе и в посольство.

Его удивили неожиданные перемены. Первым, кого он встретил, был Данецкий. Пан староста приветствовал его холодно, сказал, что майор ждет и что Радван уже не застанет в посольстве Еву Кашельскую: она отозвана в Лондон. Стефан даже не предполагал, что эта весть его огорчит столь сильно. Только сейчас он понял, как Ева была ему здесь нужна; он думал о ней и был уверен, что она первая встретит его в посольстве. Почему ее отозвали? Данецкий взглянул на него удивленно: таких вопросов не задают. Ева просила передать Радвану привет, и ничего больше. Впрочем, он излишне разговорился, Радван должен быть подготовлен ко многим изменениям. После отъезда посла Кота и вывода Андерсом войск из СССР в Иран взаимоотношения с советскими властями стали хуже, чем когда-либо. Они должны быть осторожны, бдительны, готовы к возможным провокациям — это подтверждается хотя бы арестом Рашеньского органами НКВД.

Радван помнил поручника-журналиста, их разговор в Татищеве и не скрывал удивления. Подумал, кстати не в первый раз в течение последних нескольких дней, что рушится концепция Верховного главнокомандующего Сикорского. И снова ему послышался голос Вихерского, вспомнились улицы, дорога, порт и вокзал Красноводска. Должен ли он доложить о Вихерском? Знал, что должен, но чувствовал, что не сделает этого; именно о нем думал, входя в кабинет Высоконьского.