Кабинет Ладыня, когда они вошли туда втроем — он, Окольский и милиционер, охраняющий Болека, — выглядел точно так же, как и тогда, 27 мая. Задернутые портьеры на балконных дверях, придвинутые к ним два стула, почти пустой стол… Окольский, очень бледный, встал на пороге. Он снял очки и протер их платочком.

— Действуйте сейчас так, как тогда, — сказал Кортель. — Дверь была приоткрыта, правда?

Окольский кивнул.

— Стол был освещен. — Инспектор зажег лампу. — Входите…

— Я вхожу, — повторил Окольский.

— А что дальше? Вы стоите на пороге или идете к столу?

— Иду к столу. — Он шел твердым, медленным шагом, как бы боясь упасть.

— Где остановились?

— Здесь. — Болек стал возле кресла, лицом в сторону портьер.

— Хорошо. Где лежал перевернутый стул?

— Почти посередине. Нет, ближе к столу… Да.

Кортель перевернул стул.

— Теперь девушка… Покажите это место.

Он показал почти точно. Но только «почти». На самом деле она лежала ближе к столу.

— Вы уверены?

— Кажется, так.

— А где лежала статуэтка Будды?

— Никакой статуэтки я не видел, — сказал Окольский. По его лицу стекали крупные капли пота.

— Хорошо. А теперь взгляните на стол.

— Я смотрю. — И через минуту: — Была вазочка для карандашей, пепельница. Газет не было.

— Так. Теперь вернитесь к двери. Хорошо. Когда стояли здесь, вы видели стол. Что еще?

— Ничего еще, остальная часть комнаты была не освещена… Если только полочка над столом…

— Вы смотрели на нее?

— Да. — Он взглянул на полочку.

— Теперь подойдите к ней.

Полочка была в стене. На ней лежали книжки и специальные журналы. Окольский двигался как манекен.

— Книги были?

— Были.

— Что еще?

— Портфель, — сказал равнодушно Окольский. — Большой желтый портфель. Больше ничего.

Наступила тишина. Кортель сел на стул, закурил. Большой желтый портфель!

— Увести подозреваемого, — бросил он милиционеру.

Инспектору необходимо было побыть одному. Все, он, Станислав Кортель, был прав! Убийца оставил в кабинете что-то, за чем должен был возвратиться… И опасался, что Окольский запомнит. А он и впрямь запомнил, хотя даже не предполагал, будет ли это иметь значение. Портфель лежал на полке над столом. Портфель инженера Ладыня.

Однако, Ладынь! Именно его Кортель всерьез не принимал во внимание. Как это могло все быть? Он убил Казимиру Вашко, когда в первый раз приехал из аэропорта. Значит, около восьми вечера? И забыл портфель? И вернулся за ним уже после девяти, когда попрощался с Рыдзевским? Это значит, что он шел на виллу после ухода грабителей и перед приходом Пущака? Почти невероятно! Скельчинская видела грабителей около 9.15, пошла звонить в милицию, приехал Ладынь и сразу после него Пущак. Считанные минуты! «В общем, — как говорил Беганьский, — случается то, что наиболее вероятно, а не необычно. Сотрудник милиции должен об этом помнить». Не надо искать необычного! Трудно говорить о более реальном, чем портфель инженера Ладыня!

Кортель отодвинул портьеры, открыл балконные двери. На улице шел дождь. От дома отъезжала милицейская машина. Кортель услышал шаги, и на пороге появилась жена Ладыня. Она поставила на стол две чашки кофе.

— Выпьете?

— Нет, — проворчал он. — Благодарю, — добавил инспектор.

Она смотрела на него, серьезная, спокойная.

— Ваш эксперимент дал результат?

— Да. — Внезапно ему в голову пришла мысль: — Как зовут ту вашу приятельницу, с которой вы пили кофе в аэропорту?

На ее лице появилась слабая улыбка.

— Нина Божемская. Дать телефон, адрес?

— Да, конечно.

Он записал данные, все время чувствуя на себе ее ироничный взгляд.

— Вы решительно отказыватесь выпить чашку кофе?

— Да. — И тут он решил нанести ей удар. — Окольского, — спросил он, — вы принимали в этом кабинете или только внизу?

— Только внизу, — ответила она сразу. — Значит, вы все знаете. Поздравляю. Этот парень не очень скрытный.